Путь в Версаль

Анжелика схватилась за голову — от таких разговоров у нее началась мигрень.

— Так, — сказала она, — значит я должна выписать мастеров, кормить их. Тогда я, может, разорюсь, а если нет, то все доходы пополам! Не пойдет! Что это за пошлина, которую вы берете с каждого нового дела?

Молодой человек старался успокоить разбушевавшуюся Анжелику. Он налил ей воды и продолжил:

— Знаете ли вы, что всегда все корпорации нуждаются в субсидиях? Вы деловая женщина, а не знаете, что всегда перед началом войны или рождением в королевской семье мы снова покупаем у короля свои привилегии, завоеванные с таким трудом. А его величество подбрасывает нам то новые налоги, то пошлины, то патенты, о которых мы сейчас говорим. Кажется, патент господина Шайо?

— Это я, — заметил смутившийся поваренок, который с начала разговора не произнес ни звука, — или мой покойный отец. Я уверяю вас, господа, что отец дорого заплатил за этот патент.

— Да-да, молодой человек.

— Сударь, вы не правы по отношению к нам.

— К вам, молодой человек, наша корпорация не имеет никаких претензий. Вы никогда не станете бакалейным мастером.

— Но его отец принес открытие в вашу корпорацию… — начала Анжелика.

— Тогда положитесь на ваши расходы, докажите, что можно извлечь выгоду из этого проклятого изобретения.

Анжелика подумала, что ее голова расколется пополам. «Эти проклятые бюрократы тормозят развитие всего нового, — подумала она и вздохнула. — Но что делать, так устроен мир». По дороге домой она упрекала себя за то, что нескромно вела себя в приемной. «Их ничем не проймешь, — подумала она. — Одиже прав, говоря, что с королевским покровительством он перепрыгнет через голову корпораций. Ну конечно, он же богат и у него есть хорошие связи, а я и бедный Давид оказались как раз на растерзании у корпораций».

Просить покровительства у короля на патент, выданный пять лет назад, было бессмысленно, и Анжелика решила сотрудничать с Одиже. Вместо того, чтобы соперничать друг с другом, им нужно было, конечно, объединиться. Анжелика со своим патентом и оборудованием шоколадной фабрики могла бы доставать бобы какао за свои деньги. Иначе говоря, она бы перерабатывала их в сладкую пудру с добавлением корицы и специй. В свою очередь, метрдотель превращал бы пудру в напиток. Таким образом, они поделили бы процесс изготовления пополам. После их первого разговора Анжелика сделала вывод, что молодой человек не отдавал себе отчета об источниках снабжения их будущего предприятия. Он самоуверенно заявил, что друзья помогут ему. Но благодаря карлице королевы Анжелика узнала, что доставка нескольких мешков бобов какао для изготовления лакомства ее величеству связана с большими трудностями и требует дипломатической миссии и множества посредников, а также связей с испанским или флорентийским двором. И наладить ежемесячное снабжение бобами какао их будущую фабрику не так просто, как думал Одиже.

«Наверное, только из-за трудностей снабжения отец Давида не довел дело до конца, — думала Анжелика, — а тут еще смерть. Да, все хорошие люди умирают».

Одиже теперь чаще приходил в таверну «Красная маска» в качестве посетителя. Он садился за отдельный стол, избегая завсегдатаев таверны. После их последней стычки он стал неразговорчив, и Анжелике было обидно, что он не делает ей комплиментов о блюдах, подаваемых на стол. Одиже небрежно садился за стол и не спускал глаз с молодой женщины, пока она ходила по залу, обслуживая многочисленных клиентов. Упорный взгляд этого красивого мужчины, уверенного в себе, смущал Анжелику. Она сожалела об их первой размолвке и не знала, как начать разговор снова. Тем не менее метрдотель продолжал сопровождать ее на природу, пикники, куда ее семья выезжала систематически. Как будто случайно, в сумке на крупе лошади у него был завернут окорок, жареная зайчатина и бутылка бургундского. Держался Одиже всегда чопорно и был вызывающе одет.

Анжелика часто видела его на дороге и даже в доме в Шайо, около реки Сен-Клу. Перья его шляпы и ленты из тончайшего сатина странно выглядели на фоне простой публики. Казалось, молодой человек хотел показать Анжелике свой достаток и вкус.

Как-то летом, в воскресенье, с рассветом, дороги, окружающие Париж, были заполнены всадниками и каретами. Люди хотели уйти из шумного города и вдохнуть свежесть деревенской жизни с ее чудесными национальными блюдами и ритуалами. Одни богачи выезжали на загородные виллы, другие — в окрестные деревни. Отстояв мессу в маленькой деревенской церквушке, они шли танцевать народные танцы под огромные вязы с празднично одетыми крестьянками, пили белое вино из окрестностей де Сосс и красное вино из окрестностей де Сирен.

Парижский поэт Клод ле Пти не оставил это событие без внимания. Он писал:

«Праздник лета, чудесный день!

И весь Париж стремится В лоно окрестных деревень, Чтоб на природе веселиться!».

Папаша Бурже и его «семья» не пропустили такого события.

— В Шайо! В Шайо! — кричали лодочники, зазывая клиентов.