Путь варга: Хищные пастыри. Книга 1

На арену к храброму господину летят подбадривающие выкрики («Покажи им там, Мертон!»), свист, цветы. Мертон подбоченивается. Вразвалку доходит до показанной отметки — так, чтобы оказаться от всех столбов с даарду на расстоянии в десяток шагов.

Двенадцать терраантов приходят в движение. Вскидывают головы, шипя. Взлетают на ноги. И начинают рваться вперёд: скрюченные пальцы, перекошенные лица, пена с губ. Цепи держат крепко, оставляют яркие следы на землистой коже, но даарду всё рвутся к побледневшему уже Мертону — с хриплыми, утробными звуками: не рычание, а словно клёкот изнутри.

— Каково, а? — гремит зазывала. — Ну, кто их там считал несчастненькими? Эгей! Дикие твари из диких лесов! Восьмерых наших положили! Гнусным своим колдовством!

Перезвон цепей, оскаленные кривые зубы, протянутые руки. Глаза, полные бездонной ярости — зловещие зелёные огни. Зрители толкаются и плюются, паучьи шепотки сочатся гневом, отвращением. Доброволец уже в толпе, гордо твердит друзьям: «Как рванут!! Видали? А зубы-то, зубы!»

— А за погляд в урны кладём, кому сколько не жалко! Можно рыбёшек медных, а можно и с серебристой чешуйкой! Дикие твари из диких лесов!!

Они с Янистом стоят у того угла арены, с которого открывается худший вид — зато и народу вокруг меньше.

— Что происходит? — шепчет Янист, наклоняясь к ней. — Их чем-то опоили? Или эти сплетни… статьи в газетах… не может же быть это правдой?

Мирные даарду, отшельники, плоть от плоти предначальной Кайетты — той, что до Прихода Вод, Камня и Кормчей в Башне… те, у которых запрет на убийство — над всем, отчего их почти и истребили в своё время. Не может быть — да. Но это правда.

Потому что я видела. Не такое, но… безумные глаза, затканные серебром, тянущиеся руки, слитный вой-стон: «Освободи! Освободи!»

— Что это, по-твоему⁈

— Другой симптом той же болезни. Одержимость. Гляди.

Некоторые даарду падают и начинают биться в корчах. Две женщины будто бы очнулись, теперь закрываются руками и рыдают. Один мужчина ритмично бьётся головой о столб, ещё один вцепляется в цепь зубами…

— Что? Они одержимые?

— Животные, — долетает из толпы полное отвращения. — Сущие животные.

— Полные сосуды, — выговаривают губы за миг перед тем, как Гриз Арделл перешагивает ограждение.

Должно быть, оно не такое уж низкое, и у неё задирается юбка, или что-то вроде этого. А может, здесь просто не принято — чтобы женщины сигали через ограждения на арену. За спиной ахают, кто-то гортанно вскрикивает из толпы, Янист сдавленно стонет: «Куда-а-а⁈» — но остаётся на месте, умница, ей сейчас так нужно — чтобы кто-то прикрывал со спины.

Гриз Арделл идёт, повинуясь чутью варга — и ей наплевать на подолы, на толпу и на ограждения. Тихо отстраняет зазывалу: «Дамочка, да вы в своём ли уме — к тварям-то⁈»

И ступает на опасную черту — и идёт дальше, а даарду один за другим вздымаются на ноги, словно что-то поднимает их. Мужчины рвутся вперёд, словно бы в порыве ярости — но останавливаются, смущённые, не коснувшись.

— Симанта-ти ардаанна-матэ шиьото.

Она высвистывает древнее приветствие «народа корней», и это действует. Они выпрямляются. Те, кто не подошёл — ковыляют ближе. Сломанные, не свои движения, как у марионеток. Подволакивание ног. И склонённые головы, и глаза, в которых, если напрячься, — можно различить серебристую тень.

— Ты чего делаешь? Куда сунулась? — это движение сзади, но оно прекращается, и вот уже голос Яниста, родной и тёплый. Янист что-то нашёптывает зазывале, и тот берёт новый тон:

— А такое видали? Знаменитая укротительница! Работала с самими Эрнсау! Сейчас покажет диким тварям — что такое настоящая Человечность!

Наверное, школа Лайла Гроски, — мимоходом удивляется Гриз. Она продолжает говорить с даарду — ровным голосом, дружелюбно, как говорят с напуганными детьми. Ничего такого — просто родная речь, ободряющие слова, напоминающие об общине и зелени.

«…запахи весны, и зацветают смоляницы — словно сотни маленьких фениксов на полянах, и деревья звучат соком, а птицы шлют свои призывы небу, — я знаю, вы помните всё это, я знаю, что вы — ещё вы, я знаю, что вы не просто сосуды…»

— Я знаю, что это на самом деле ты. Сиаа-то-Тьо. Всесущий. Истэйон. Видящий.

Серебристая тень в глазах одного из даарду — измождённого пожилого мужчины — разрастается и крепнет. Миг — и глаза кажутся затканными серебряной паутиной. Неохотно движутся губы, складывая слова на языке терраантов.

— Пастырь. Я не… звал тебя… Пастырь.

«Тревога!» — вопит всё внутри крепости Гриз. «Тревога! Опасность!» — взывает чутьё варга, потому что за серебристой паутиной — верховный жрец даарду, древний и недобрый.

И данная клятва откликнуться и выполнить, что прикажут. Размен жизни — на службу.

— Ты… рано здесь, Пастырь. Ещё не время… сейчас. Позову… потом.

— Что ты делаешь со своим народом?