Разящий лёг в ладонь теплой рукоятью. Родовой
Взгляд Целительницы из-под купола казался укоризненным. В храмах Тарры Премилосердной не обнажают оружия, не льют крови. Я же посланник твоего мужа, – усмехнулся Хорот. Зачем-то же меня нарекли его именем. И не зря к нему присовокупили прозвище Разящий – от имени моего меча. Ни одно из этих имён я – первый клинок Айлора – не посрамил. Пока я ещё не первый клинок Кайетты – но у меня всё впереди. Когда-нибудь Разящий встретится с Верным, клинком Дерка Горбуна, – и возьмёт верх, и напьётся крови, потому что какой смысл оставлять в живых калеку, который посмел одержать над тобой верх уже дважды?
В Вейгорде объявят траур, а Илай Недоумок будет рыдать по своему кузену-заступничку…
И та, которая носит на ладони твою Печать, – наградит меня, потому что я избавил её народ от врага.
Из глаз статуи медленно вытекали слёзы – ползли по щекам, сползали по одеждам к подножию. Всегда улыбается, чтобы подбодрить. Всегда плачет, чтобы посочувствовать.
Что ты делаешь в моём храме? – спрашивала Целительница Тарра из мрака, который разгонял свет её одежд. Зачем пришёл сюда, если тебе не нужна молитва о милосердии?
Удобное место, – ответил он самому себе. Ночные жрицы здесь под обетами молчания, и легко перерезать выходы, в случае чего… и есть, где схорониться и послушать – здесь же повсюду «места для отдохновения», деревянные кабинки с мягкими креслами для странников и ищущих молитвы и уединения…
Памятное место. Ибо три года назад я был на той несостоявшейся коронации. Когда Гилмет, сын почившего Даггерна Шутника, готовился принять корону – и всё случилось: внезапная тьма в чертоге и зловещий шелест, онемевшие, растерянные жрецы валятся на колени, звенит корона, выпадая из рук посланника Кормчей, и пылает плащ, и мечется жалкий крик некоронованного… И истошный вой, вопль толпы, которая собралась снаружи: «Знамения! Знамения!!»
Ползущая по стенам храмов кровь, водные вихри и пожары, расколотые плиты и упавшие статуи, увядшие цветы – и всё это одновременно, но об этом он узнал потом. А тогда стоял вместе с остальными, оглядываясь во тьме, слушал пугливые крики, сквозь которые прорвался призыв: «Храм Целительницы! Храм Целительницы просиял!!»
Тогда в числе первых бросился наружу и сиянием Разящего отпугнул обалдевшую, вонючую толпу черни – он стремился сюда, к храму, вокруг которого погасали остатки золотистого, будто бы солнечного света.
Свет развеивался, уходил от стен, но задержался на дверях – и они распахнулись, когда Хорот был в двадцати шагах. Тогда он узрел её – дивное видение в золотом свете, девушку в короне ослепительных волос, посланницу Целительницы из Благословенных Земель и истинную королеву – это поняли все, кто увидел её и Печать на её ладони.
Позже её признают родовые артефакты, она окажется одной из дочерей свергнутого короля. Пройдёт проверку под зельями правды и расскажет, что её скрывала от погони её покровительница, Касильда Виверрент, жена Эвальда Шеннетского. Арианте присягнёт большая часть знати, и сторонники Даггерна Шутника будут арестованы, и будет коронация – совсем другая, сбывшаяся…
Всё будет позже – но в тот день он, Хорот Эклингский, Эклинг Разящий, шагнул вперед – и преклонил колено, и положил свой меч у её ног. Присягнул ей – первым.
Потому что уже знал, что видит перед собой.
Величайший из турниров – и самый желанный приз.
Она чуть улыбнулась ему тогда – слегка испуганной и немного детской улыбкой. И всю ночь он представлял её своей: острые ключицы и ещё не налившиеся соком бедра, немного угловатые плечики, бугорки грудей…
Это вскипало в нём каждый раз, как он видел её. Неважно – в тронном ли зале, на балах ли, где она иногда принимала его приглашения на танец, в делах ли милосердия – он обратился к благотворительности и был щедр, хотя на самом деле плевать хотел на ноющих, сопливых бродяжек. Но это позволяло видеть её чаще, а чтобы выиграть турнир приходится постараться.