Путь воина

Вдруг передо мной словно из-под земли выросли два оленя, и решив не упускать возможности уложить одного из них, я мгновенно прикинул на глаз расстояние между нами и метнул томагавк. Превеликое множество раз до того я с легкостью попадал в мишени величиной не больше ногтя на большом пальце, но только на сей раз удача была явно не на моей стороне, потому что именно в этот момент дрянная тварь повернула голову, и я промахнулся. Олени скрылись в чаще, а я не солоно хлебавши поплелся подбирать томагавк и снова сунул его за пояс, еще какое-то время бормоча себе под нос проклятья.

Оказавшись среди невысоких холмов, поросшие лесом склоны которых были усеяны камнями и поваленными деревьями, я перешел на шаг. В таких местах приходится быть предельно осмотрительным, чтобы, не дай бог, не вывихнуть или не сломать ногу, потому как беспомощный человек, утративший способность к передвижению, зачастую оказывается обреченным на верную погибель. Было очень тихо, и лишь было слышно, как легкий ветерок тихонько пробирается сквозь кроны деревьев, где в вышине перепархивают с ветки на ветку птицы, да то и дело принимаются шуршать в траве мелкие лесные зверьки. Заметно потеплело; задрав голову, я взглянул вверх, в надежде увидеть небо, но там, в вышине, ветви деревьев так плотно сплетались между собой, что за ними не было видно ничего, кроме лоскутков низкого, серого облака, проглядывавшего в просветах между листвою.

Несколько раз я делал короткие остановки, давая себе время для размышлений, пытаясь представить себе, где теперь могли находиться Янс и остальные, но единственное мое предположение заключалось в том, что они были где-то к северу от меня, и что нас разделяло несколько миль, и все же я очень надеялся на то, что наши общие враги, вместо того, чтобы преследовать их, пошли по оставленному мной следу. Подумав об этом, я поднимался с земли и шел дальше.

О поселении Шомат я не знал ничего. Да и не поселение это было вовсе, а так, просто обжитое местечко, о котором мне было известно лишь то, что там проживало всего двое или трое человек. О том, что оно располагалось на морском побережье, и что рядом находилась укромная гавань, я тоже знал, а кое-кто в Джеймстауне да и в Уильямсбурге, с кем мне приходилось встречаться и разговаривать, брался утверждать, будто у этого поселения большое будущее. Мне приходилось часто слышать подобные пророчества в применении к тому местечку, равно как и к другим деревенькам, возникшим на недавно открытом побережье, и поэтому вряд ли все это стоило всерьез принимать за чистую монету.

В лесу было жарко и душно. Вот уже целый день я шел вперед, ощущая некоторую усталость и одиночество, а мои мысли неизменно возвращались к мисс Маклин, несмотря на все мои тщетные попытки заставить себя отвлечься и думать о чем-нибудь другом. Но все впустую.

С какой стати я должен думать о ней? Мы были едва знакомы. Конечно, она была симпатичной девицей. Просто красавица, если уж на то пошло. Девушка, не лишенная самообладания и присутствия духа, и не более похожая на ведьму, чем большинство ее сверстниц, которым тоже отнюдь не чужды те или иные проделки и шалости.

Но кто я такой, чтобы судить о женщинах? Я знал о них гораздо меньше, чем о повадках оленей или, скажем, бобров, и судя по тому, что мне доводилось слышать, они были гораздо более непредсказуемы, чем лесное зверье.

Ноэллу увезли в Англию, когда она была еще ребенком, так что мои крайне скудные познания о женском поле были целиком основаны на моих собственных наблюдениях за женой брата или супругами моих друзей, что было совсем непоказательно. Женщина, которой уже удалось завладеть столь желанной для нее добычей, ведет себя совершенно иначе, чем та, что еще только находится в засаде.

Свое незнание женщин я с успехом скрывал за напускным безразличием, держа при себе свои соображения по этому вопросу, так как вполне возможно, что в большинстве своем они были ошибочны и могли быть опровергнуты, наберись я смелости высказать их вслух. И нет ничего удивительного в том, что местные парни, возможно, в некотором смысле опасались Дианы, так как уже только один ее взгляд приводил мужчину в замешательство.

И помимо красоты, многое в ней заслуживало восхищение, так как, насколько мне удалось подметить, это была вполне самостоятельная барышня, не склонная поддаваться отчаянию, падать в обмороки или давать волю слезам. Она принимала жизнь такой, как есть, самостоятельно принимая решения, что было также очень характерно для моей матери и еще, в большей степени, для Лилы.