Путь воина

Рядом со мной из темноты возник Джон Тилли.

- Они приближаются. Я видел, как тонкая черная линия мачты движется относительно звезд.

- Это могла быть и птица.

- Могла бы, но это никакая не птица.

- А тот берег поблизости... Это случайно не Мэриленд?

- Он самый, но я почти не знаю того берега. Я проплывал мимо, но всегда при этом оставался далеко в море, где побольше места и есть, где развернуться. Мне приходилось слышать, что здесь вдоль побережья есть небольшие островки, рифы и дуют береговые ветра. А там кто его знает...

Эта ночь была самой темной из всех ночей, что были на моей памяти, и чернее моря я больше не видел никогда. Ветер держался, и "Абигейл" ходко шла вперед. Я подошел к гакаборту, стоя как раз над той каютой, где сейчас находилась Диана, и глядя на море за кормой.

Ничего.

Только ночь, лишь непроглядная тьма, только ветер и море. Внезапно в просвете среди гонимых по небу ветром облаков, показались звезды. И вдруг совершенно внезапно из темноты вынырнул корабль, словно черный призрак, восставший из черных морских пучин. Они у нас на корме, их бушпринт был совсем рядом, и я увидел, что огромный темнобородый детина готовится забросить "кошку". Нас собираются брать на абордаж.

Он еще раскручивал "кошку" над головой, когда я выстрелил. Я не помню, как у меня в руке оказался пистолет, мне запомнился только сноп пламени, вырвавшийся из ствола и удивленное лицо того парня в тот момент, когда заряд угодил ему в грудь. Он упал ничком, вырвавшаяся у него из рук "кошка" улетела куда-то в сторону, но только в следующий момент их судно поравнялось с нами, и через борт один за другим посыпались на палубу их люди.

Я услышал крик Тилли, и в тот же момент стволы наших пушек изрыгнули пламя и дым. Я увидел, как по воздуху пролетел обломок фальшборта, услышал чей-то крик, раздались выстрелы и сражение закипело. Я выстрелил снова, выхватив второй пистолет, который тут же оказался выбит у меня из рук, и тогда я со всей силы двинул нападавшего в челюсть и, выхватив нож, всадил его ему в брюхо по самую рукоятку.

Я выхватил шпагу, перебросив нож в левую руку, как, говорят, это принято у итальянцев, и бросился в самую гущу битвы, нанося удары направо и налево. Враги были со всех сторон, и это был сущий ад.

Какой-то человек бросился на палубу мне под ноги, отчаянно стараясь ухватить меня за щиколотки, но я отбился и от него и, в конце концов, мне удалось выбраться из этого человеческого месива. Тилли удалось собрать вокруг себя кое-коего из своих людей, и враги наседали на них со всех сторон. Но бортовой залп, хоть и произведенный с опозданием, все же сделал свое дело, потому что палуба неприятельского корабля была охвачена пламенем, и я видел, как бегают и суетятся люди, пытаясь воевать с огнем, который внезапно перекинулся на паруса и начал взбираться по ним вверх, в мгновение ока превращаясь в огромную пылающую лавину, как если бы где-то поблизости взорвался бы пороховой погреб.

Во все стороны летели горящие клочья парусины, и какой-то человек, на котором загорелась одежда, бросился за борт, в темное, волнующееся море. Я успел лишь мельком заметить его. Он вскинул мушкет, собираясь выстрелить, когда занялись паруса, и огонь начал подбираться к нему, словно гигансткая, многопалая рука. Я видел его выпученные от ужаса глаза и, уже объятый пламенем, он с диким криком бросился со стеньги в море.

Я отчаянно сражался, прокладывая себе путь к лестнице и вниз по ней, к двери, что вела на палубу из главной каюты.

Дверь настежь распахнулась, и я бросился вперед. У меня на пути возник человек с серьгами в ушах и сломанными зубами, который тут же набросился на меня, по-видимому, вознамеревшись снести мне голову абордажной саблей, которая была у него в руке. Я отбил этот удар и сам сделал резкий выпад вперед, нанося удар кинжалом, который вонзился ему между ребер. Я почувствовал, его смердящее дыхание, пахнувшее мне в лицо, и уж в следующий момент он осел, оставаясь лежать на палубе, и перешагнув через него, я вошел в каюту.

Диана неподвижно стояла спиной к переборке, высокая, красивая. Она стояла лицом к лицу с человеком, который был повернут спиной ко мне, но я тут же узнал его. Это был Джозеф Питтинджел.

- А теперь, - сказал он ей, - я покончу с тобой раз и навсегда!

- Ты для начала покончи с тем, кто стоит у тебя за спиной, хладнокровно сказала она ему. - Хотя, куда уж тебе...

- Меня не проведешь! - глумливо захихикал он. - Я думаю...

Но, видно, в ее взгляде он сумел разглядеть нечто такое, что заставило его обернуться, и реакция его была мгновенной. Я наивно полагал, что он для начала что-нибудь скажет, станет угрожать, требовать, короче, не знаю, что еще.