Путь воина

Когда киммериец поднимался по лестнице, то все увиденное им рассказывало одну и ту же повесть о некогда могущественном доме, ныне павшем весьма низко и погружавшемся в нищету все глубже и глубже. Голые пятна там, где некогда висели гобелены или ковры. Немногие оставшиеся ковры и гобелены, выцветшие, протертые чуть не до дыр, в пятнах от плесени, — или все три беды сразу. Дыры, прогрызенные мышами или крысами, в покрытых богатой резьбой деревянных панелях. Слуги, по большей части либо старые, либо очень молодые, с исхудалыми лицами, двигавшиеся крадучись, словно боялись кнута.

Конан вспомнил рассказы о пышном караване, приведенном госпожой Дорис при ее первом визите во дворец Дамаос. Сколько гобеленов продали, сколько слуг ели жидкую овсянку, чтобы оплатить наем всего того великолепия?

По крайней мере, Конан начал понимать, почему госпожа Дорис вызвала его, а не Резу или саму госпожу Ливию. Варвар-киммериец мог и не знать, что означал этот обшарпанный и потрепанный дом. Если же он покажет, что знает, его можно заставить придержать язык взяткой или чем похуже.

Конан поклялся про себя, что если госпожа Дорис попытается запечатать ему уста золотом, то он испробует свой меч на некоторых предметах из ее мебели. Неужели все в Аргосе думали, что варвары с детства тюкнутые по голове, по крайней мере до тех пор, пока какой-нибудь киммериец не треснет их по тыкве так, чтоб вбить в нее немного здравого смысла?

Стены не дали никакого ответа. Равно как и дворецкий. Тот лишь остановился на лестничной площадке и показал налево:

— Дверь, инкрустированная янтарем, в противоположном конце этого коридора.

— Отлично.

Дворецкий явно ожидал серебра. Конан накрыл поясной кошель широкой ладонью и покачал головой. Если с госпожой Дорис все пройдет хорошо, вот тогда он потратит немного серебра Дома Дамаос на развязывание языков ее слугам.

Дверь была не только инкрустирована янтарем, она была из дерева — цвета изысканного вина, — любовно вырезанного и отполированного до высшего блеска. Конан постучал, и звук от стука сказал ему, что эта дверь могла устоять и перед тараном.

— Кто там?

— Капитан Конан, по вызову госпожи Дорис.

— Войдите.

Дверь поддалась толчку, беззвучно распахиваясь на хорошо смазанных петлях. Как только Конан вошел, его сапоги утонули в толстом ковре, синем с вытканными серебром дельфинами. Он почувствовал запах фимиама, а также знакомых духов. Он поднял глаза и встретился взглядом с той, которая предпочитала эти духи.

Помимо духов ее тело покрывала еще кое-какая одежда, но не в таком изобилии, как ожидал Конан. Платье ее заканчивалось у середины лодыжек и оставляло голыми плечи. Спереди также шел разрез почти до талии, но его для приличия замыкала массивная золотая застежка, инкрустированная янтарем и крошечными изумрудами.

— Сударыня, — поздоровался Конан, отвесив свой лучший аргосийский поклон старшего слуги. Его не шибко волновали эти обычаи, но игнорирование их заклеймило бы его таки как варвара. С другой стороны, выполнение их так, словно он был прирожденным аргосийцем, удивляло людей и усыпляло их бдительность.

— Садитесь, капитан Конан.

Конан огляделся. В обшитой богатыми панелями комнате единственным местом, где можно было сесть кроме иола, являлось ложе из эбенового дерева, с пурпурными подушками, с балдахином, вышитым серебром. Не желая кричать через всю комнату, Конан занял место с краешку ложа.

— Итак, капитан Конан. Все ли хорошо в Доме Дамаос?

— Настолько хорошо, насколько можно ожидать, — кратко ответил киммериец.

— Вы все еще не знаете, кто нанес вам удар сначала магией, а потом и человеческими руками?

— Мы ищем правду, сударыня. Мне не по чину говорить больше. Во всяком случае пока не даст дозволения госпожа Ливия, а она сделает это, только когда будет готова нанести удар.

Госпожа Дорис сделала глубокий вдох. Это заставило ее платье плотно натянуться на пышной груди. У этой женщины был двадцатилетний сын, но сама она могла бы утверждать, что ей не более тридцати, и ей бы поверили. Оливковую кожу ее плеч пока еще не избороздили морщины, а в иссиня-черных волосах не видно ни одной седой пряди.

— Вы заставляете госпожу Ливию казаться похожей на змею, залегшую в засаде в ожидании добычи.

В первый раз за этот вечер в смехе Конана не содержалось никакой мрачности или насмешки.

— Госпожа Ливия из тех, кого я не хотел бы видеть своим врагом. Я добрую часть своей жизни прослужил солдатом, госпожа Дорис, и мало видел на службе более хитрых капитанов.

— И все же даже самому лучшему капитану нужно знать, кто его враг. Не так ли?

— Верно. Мы именно это и пытаемся узнать. В этом Дом Дамаос единодушен. А когда мы узнаем и сможем доказать это архонтам, то кто б там ни нанял бродячих чародеев — попробует достать корабль и удрать подальше из Аргоса.

— Но кто?

— Сударыня, вас мы не подозреваем. По крайней мере не подозреваем вас в нападениях на дворец.

Госпожа Дорис провела языком по полным губам. Конан чувствовал в ней предвкушение, интерес и нечто еще — нечто очень похожее на страх.