Путь воина

Через несколько минут мне принесли всё, что я просил. Я несколько раз глубоко вздохнул и мы с Гролом зашли в камеру, плотно закрыв за собой дверь. Камера меня поразила, она была чистой и довольно просторной. Через не большое окно, которое находилось под потолком, поступало достаточно солнечного света. Проповедник сидел на топчане, на котором я с удивлением увидел вполне приличный матрас и подушку. Наш приход не произвёл на него ни малейшего впечатления. Он, не поворачивая головы в сторону дверей, процедил:

— Я, кажется, говорил, что бы меня не беспокоили. Очень скоро вы все будете наказаны за то, что лишили меня и моих людей свободы. Вы очень сильно пожалеете об этом. Но, если вы немедленно освободите нас и извинитесь, то я забуду об этом недоразумении.

Я стоял возле дверей и, покачиваясь с пятки на носок, не отвечал на его угрозы и ждал, когда проповедник посмотрит, кто к нему пришёл. Когда он, наконец, посмотрел в нашу сторону, на его лице пронеслась целая буря эмоций, среди которых я с облегчением для себя заметил страх. Я по-прежнему молчал и демонстративно крутил в правой руке большой мясницкий нож. После нескольких минут молчания проповедник разволновался не на шутку и начал кричать:

— Я требую, что бы меня и моих людей немедленно освободили. Вы не имеете права нас задерживать. Вы все очень сильно об этом пожалеете.

Я продолжал молчать и демонстративно осматривал проповедника с головы до ног, при этом в который раз мысленно убеждая себя, что у меня нет сейчас другого выхода — мне очень не хотелось делать то, для чего я сюда пришёл. Но мне надо было срочно узнать о проповеднике и его секте всё, что он мог рассказать и ради этих сведений я был готов пытать его. Моя интуиция кричала, что нам жизненно необходимы эти сведения, а своей интуиции я всегда доверял и ещё ни разу не пожалел об этом.

Видимо истолковав моё молчание и не подвижность как неуверенность, а может, потеряв над собой контроль, проповедник вскочил с топчана и попытался напасть на меня, стараясь при этом выхватить нож из моей руки. Я остановил его попытку ударом ноги, а ударом локтя, отправил его обратно на топчан. Нависнув над ним и прижав его грудь коленом, я буквально прорычал в его ухо:

— Ты расскажешь мне всё, что знаешь. Отговорки о том, что ты ничего не знаешь, для меня не подходят. Времени на размышление у тебя очень мало, если думаешь, что ты ничего нам не расскажешь, сразу огорчу тебя — ты расскажешь всё, что знаешь. — Я подошёл к Гролу и, взяв у него верёвку, начал на глаз отмерять кусок, что бы связать проповедника. — Если решишь молчать, то мне для начала придется раздробить тебе все кости топором. Если после этого ты будешь продолжать играть в молчанку, то я начну отрезать у тебя пальцы — сначала пальцы ног, потом будут пальцы рук и, если ты будешь продолжать молчать, то я придумаю, что у тебя ещё отрезать и ты расскажешь мне всё. Вот только после этого, из милосердия, мне придётся тебя убить, так как ты будешь представлять собой окровавленный кусок мяса.

Подойдя к проповеднику с куском верёвки в руках, я с удовлетворением увидел, как он сжался в комок и его била мелкая дрожь.

— Протяни вперёд свои руки. — Ласково попросил я его.

Фраза, произнесённая таким тоном, после того как я подробно описал, что его ожидает, если он будет молчать, окончательно добила проповедника, и он закричал, временами срываясь на визг:

— Я буду жаловаться императору! Вы не имеете права даже прикасаться ко мне! Вас всех казнят!

К сожалению, понял я, моих слов было недостаточно, что бы проповедник проникся серьёзностью текущего момента и понял, что я не уйду отсюда пока не получу от него нужных сведений. От его истерического крика у меня заложило уши и что бы успокоить его, я от души пару раз врезал кулаком по его наглой роже. Когда он, наконец, замолчал, я взял на излом кисть его руки, и резко рванув её, перевернул его на живот.

— Грол, давай верёвку. — Крикнул я.

С помощью Грола я быстро связал проповеднику руки и ноги. Усадив его на топчане, я взял в руки топор и присел рядом с ним:

— Ты так и не понял, что я не уйду отсюда, пока ты не расскажешь мне всё, что знаешь. И всё, что я тебе обещал, ты будешь испытывать на себе до тех пор, пока не начнёшь говорить.

Я встал и начал прохаживаться взад и вперёд перед проповедником, ожидая, что он, наконец-то, заговорит и мне не придется прибегать к крайним мерам. Но он молчал и я понял, что мне всё-таки придется перейти от уговоров к крайним мерам. Подойдя к нему вплотную, я резко, практически без размаха ударил обухом топора в нерв на предплечье. Это очень больно, если знаешь куда бить. К несчастью для него я знал, как и куда бить. Проповедник взвыл нечеловеческим голосом. Я снова ударил в эту же точку. Вой перешёл в визг. Дождавшись, когда он замолчит, я спросил:

— Мне продолжать или будешь говорить?

И проповедник сломался:

— Я всё расскажу, только больше не бейте меня!

Отойдя от топчана и встав рядом с Гролом, я сказал: