Путь войны

По невидимому сигналу над «Бурлаком» разнесся протяжный вой сирены, повторился еще дважды. Металлический пол под ногами ощутимо дрогнул. В глубине четвертькилометровой громадины самоходного дока заработали мощные электромоторы, открывающие клапаны. Забортная вода хлынула внутрь, заполняя двадцать гигантских цистерн-танков, расположенных вдоль бортов. Под непрерывный трезвон сигнального ревун, забирая воду в цистерны, «Бурлак» проседал на расчетные пятнадцать метров, и одновременно, через систему трубопроводов, в доковую камеру бурлящим потоком врывалась морская стихия. Когда док заполнится, субмарина окажется на плаву, и можно будет открыть основные ворота, иначе их выломает давлением воды или не хватит мощности привода для открытия.

Глядя сверху вниз на беснующиеся водовороты и завихрения, на темные, почти черные лапы волн, свирепо колотящие по бортам «Пионера» и внутренним стенкам дока, Радюкин понял благоговение подводников. Годы постройки и месяцы последующей доводки, труд десятков заводов и многих тысяч конструкторов, инженеров, рабочих — все усилия людей и машин в эту секунду оценивала и взвешивала незримая сила океана. И никому не дано было понять и предугадать волю этой силы. Захочет — и судну суждена долгая и славная жизнь, как «Челюскину». Пожелает — и судьба корабля окажется короткой и бесславной, как у «Купца».

Корпус субмарины вздрогнул, в это мгновение «Пионер» походил на пробуждающегося от сна кашалота, который задремал на мелководье и теперь решал, стоит ли уходить дальше, на просторы океана. Вода прибывала, мерный рык потока давил на барабанные перепонки, в воздухе повисла мельчайшая взвесь мириадов брызг, оседая на металле, коже и одежде. Крамневский крепко ухватился за перила обеими руками, его губы беззвучно шевелились, словно вознося молитву. Кто знает, какому богу обращался подводник-испытатель?..

«Пионер» снова покачнулся, жадные пальцы волн лизали чуть шероховатые бока, готовые поднять и принять лодку. И, наконец, две тысячи тонн стали и керамики освободили ажурные вогнутые дуги кильблоков от своей тяжести.

— Здравствуй… — тихо сказал Илион, но каждый человек на галерее услышал эти слова. Крамневский достал из кармана бушлата длинный витой шнурок темно-коричневого цвета, сложенный в аккуратный моток. Шнурок был тонкий и даже по беглому взгляду сильно потрепанный. — Здравствуй, «Пионер».

Часть 2 Голос ушедших

Законы небес беспощадны — от них не уйти, не укрыться,
А мир бесконечно огромен, и дел в нем свершается много.
Исчезли навеки три царства, прошли они как сновиденье,
И скорбные слезы потомков — одна лишь пустая тревога.

Ло Гуаньчжун «Троецарствие»

Глава 12

Былое

Будильник надрывался, истерично заливаясь и, наверное, даже немного подпрыгивая на тонких ножках. Франц спросонья дважды хлопнул рукой, стараясь нащупать назойливый механизм, но не попал. Должно быть, будильник умел не только звонить, но и бегать, уходя от карающей длани.

«Как хочется спать…»

Франц Пропп наконец вырвался из паутины сна, спасибо старому звенящему чудовищу, порождению безумной фантазии неведомого часовщика. Он приподнялся на смятых простынях, подключив к охоте на будильник еще и зрение, но тут закончился завод и дребезжание прекратилось. Не зря каждый вечер он отставляет будильник подальше, чтобы не достать его в первом инстинктивном движении поутру. Все-таки мировая история есть заговор «жаворонков» против «сов».

Франц окончательно перешел в сидячее положение, грустно рассматривая облезлые стены своей квартиры. В сумеречном свете раннего утра она выглядела особенно неприглядно, рядовая меблированная конура — комната и кладовка-«пенал». Из мебели — стол, шкаф, два колченогих табурета, сундук. Умывальник и ватерклозет — отдельно, по одному на этаж, дальше по коридору, у лестницы.

«Господи, ну хоть бы раз выспаться по-человечески…» — с тоской подумал Франц, спуская на пол босые ноги. Пол встретил его ледяным прикосновением — осень в этом году выдалась ранней и промозглой. Надо бы купить немного угля и брать в постель грелку, еще коврик не помешал бы — положить у кровати. Но получка только в конце недели.

Дума о деньгах как паровоз потащила за собой мысли о работе — причудливой смеси волшебной сказки, унылых склок и бесконечного ремонта. Пора, пора… Сегодня нельзя опаздывать.