Путанабус

       Наступившая молчаливая пауза показалась мне вечностью. Я подспудно всё ждал от кого-то подлянки. Чуйка свербила под копчиком, что без этого не обойдётся. А пальцы чувствовали, как снова колотит Катю. Сквозь фату мне было видно, как она закусила нижнюю губу, закатив глаза под брови. Она тоже очень трусила, что кто-то сейчас выйдет и опорочит её перед всеми. И убьёт её второй шанс.

       Но обошлось. Все промолчали. Хотя чуйка моя успокаиваться даже не собиралась.

       Пастор продолжил.

       - Пусть такой человек выйдет сюда и скажет это всём громко. Или молчит об этом всю свою жизнь, до смерти, - он приподнял обеими руками над головой том Библии, как будто бы хотел этой книгой вбить такого нахала в землю.

       Никто не вышел.

       Катю отпустило. Она уже улыбалась сквозь фату.

       - Подойдите ко мне, дети мои, - сказал пастор.

       И мы с Саркисом подвели к нему брачующихся.

       - Возьмитесь за руки и скажите друг другу пред Богом и людьми слова брачного обета.

       Билл осторожно поднял фату на невесте, потом снова взял Катю за руки и, глядя ей в глаза, с чувством сказал.

       - Я буду любить тебя, и почитать тебя во все дни моей жизни. Я, Вильям, беру тебя, Екатерина, в мои законные жёны, чтобы быть с тобой и хранить тебя, начиная с этого дня. Я обещаю быть верным тебе во времена хорошие и плохие, в богатстве и бедности, в болезни и здравии, в горе и радости, пока смерть не разлучит нас.

       Катя, держа Билла за руку, смотря ему в глаза и сияя запредельным счастьем, чуть сбивчиво произнесла ответную формулу брачного обета.

       - Я буду любить тебя, и почитать тебя, во все дни жизни моей. Я, Екатерина, беру тебя, Вильям, как своего законного мужа, чтобы быть с тобой и хранить тебя, начиная с этого дня. Я обещаю быть верной тебе и в хорошие времена и в плохие, в богатстве и бедности, в болезни и здравии, в горе и радости, пока смерть не разлучит нас, - и сама лучилась просто ангельским светом.

       Было заметно, что говорила она не на своем языке. Заучила наизусть, скорее всего. Я же помню, что Катя довольно посредственно знала английский.

       Потом они взяли с алтаря кольца и обменялись ими.

       Методистский священник, прижав к груди Библию, воскликнул в толпу, словно пригрозил.

       - Что Бог соединил, никакой человек да не разделит.

       Потом, обратившись к молодоженам, произнес.

       - Супружество, вами заключённое, я авторитетом Матери нашей Методистской церкви Новой Земли подтверждаю и благословляю. Теперь вы муж и жена перед Богом и людьми. Во имя Отца, Сына и святого Духа! Аминь.

       Он перекрестил новобрачных книгой.

       - А теперь скрепите свой союз поцелуем.

       Тут же раздался шквал аплодисментов, а на радиоточке снова врубили Медельсона. И Зоран стал усерднее тратить плёнку под вспышку.

       Так, первая часть Марлезонского балета завершена благополучно, а чуйка гадская ноет, и сдаваться не собирается.

       Теперь осталось найти вторую невесту для продолжения банкета, пока первая целуется с законным мужем. Я же и ей посаженный отец. Завершить, наконец-то, действо, которое снимает с меня ответственность за две юные девы.

       А кто спас хоть одну душу - спас весь род человеческий, говорит Писание.

       Воздастся тому.

       Надеюсь.

       Вот Дюлекан стоит, чуть в сторонке, в своем подвенечном платье. Вижу. Одна.

       А где Доннерман?

       Нет Доннермана.

       Чуйка заныла просто бормашиной.

       Пробежался глазами по толпе гостей.

       Потом по периферии и краем глаза зацепил знакомую фигуру, заворачивающую за угол оружейного магазина.

       Я немедленно бросился туда, как самонаводящаяся ракета по тепловому следу.

       Выскочив за угол, увидел, как Борис в свадебном костюме садится в свой служебный "Хамви", с которого он уже оборвал все цветы. Они убитыми трупиками валялись на гравии.

       - Стой! Ты куда? - крикнул я ему, подбегая к машине.

       - Домой! - огрызнулся он, садясь на водительское место - Обломись, Жора, не выйдет меня на проститутке женить. Думаешь, нашёл лоха педального? - он торжествующе показал мне комбинацию из трех пальцев, покрутив этой фигой у меня под носом.

       - Кто тебе сказал, что она проститутка? - спросил, как можно спокойнее.

       - Какая тебе разница? Главное - сказали.

       - А ты не подумал, что тебе могли неправду сказать.

       - А то нет? - взвился Доннерман.

       Было такое ощущение, что ещё чуть-чуть, и он начнёт на себе рубаху рвать и пуп царапать. Накрутил себя парень.

       - Нет, - ответил ровным тоном, - Эскорт это торговля красотой, а не телом.

       А внутри у меня всё клокотало, даже пристрелить его захотелось, урода. Взять и всадить три-четыре пули в эту наглую рожу. Даже не знаю, что бы было, не оставь я "шмайсер" в домике.

       - Жора, не пизди, мне глаза уже открыли. Можешь даже не стараться мне по ушам ездить. Живите дальше, как хотите, только без меня. Я вам не санитар города, - в голосе сержанта появились несвойственные ему визгливые нотки.

       Он резко воткнул в торпедо ключ, показывая мне этим, что дальше говорить со мной не намерен.