Путч будет завтра (Старинный романс)

– Все это очень интересно и, должна сознаться, ново для меня, – заявила Надежда. – И требует тщательного обдумывания. Но! Справедливости ради считаю себя обязанной высказать сейчас крайне крамольную и непопулярную в нашей компании мысль. Сталинская оценка интеллигенции применительно к нам, сегодняшним, кажется мне, увы, абсолютно верной. Все мы прекраснодушные болтуны в разной степени рефлексии. В то же время, есть люди, которые пусть и не являются рафинированными интеллигентами, зато не только имеют собственные убеждения, но и действуют сообразно им. Действуют!

И в это время за их спинами раздался голос:

– Чем это вы тут заняты, дорогие мои?

Все разом умолкли и повернулись. Перед ними, свирепо подбоченясь, стояла Ирина в купальнике с большим полотенцем на шее.

– Я-то думала, что они ведут этот самый “здоровый образ жизни”, вся истерзалась, спать не могла, можно сказать, за ухо вытащила себя из постели, чтобы последовать примеру. А они стоят себе на берегу совершенно сухие, орут и дружно жгут друг дружке глаголами сердца. Фуй!

Ирина бросила полотенце на песок и демонстративно полезла в воду. Все будто опомнились и, переглядываясь смущенно, отправились следом.

Море волновалось. Волны набегали хоть и не крупные, но кое-где на них появились уже и белые барашки. Нахапаров изящно нырнул в одну из этих волн и поплыл вполне приличным кролем. Борис с Ольгой и примкнувшая к ним Ирина, невзирая на волнение, принялись отрабатывать баттерфляй. Юра с Надеждой, схватившись за руки, качались на волнах почти у самого берега. При взгляде на их счастливые лица у Алексея Алексеевича настроение сделалось препакостное. Ему захотелось то ли одиночества, то ли еще чего-то, что он отчаянно в себя не пускал… и, вообще, гнал поганой метлой. Он покосился на вышку. Вышка была пуста, для спасателей было еще слишком рано. Вода была холодная даже на вид, купаться расхотелось, но он заставил себя тоже войти в воду и поплыл в открытое море.

– Куда это вы намылились, Алеша? – крикнула ему вслед Ольга.

– Сплаваю подальше, пока наших церберов нет, – ответил он ей. – Вы, когда будете уходить, захватите с собой мое полотенце, хорошо?

7

Заплыл он далеко в море, перевернулся на спину и долго качался на волнах, бездумно глядя в высокое небо. Потом его потянуло в сон. Возвращаться в бухты на набережной не было смысла, поскольку спасатели, вероятно, уже появились, и он поплыл к берегу, ориентируясь на дальний мыс. Плыл спокойно, не спеша, благо времени до завтрака было, что говорится, навалом. Мыс, пусть и медленно, но приближался. Алексей Алексеевич уже различал волны, разбивавшиеся о прибрежные скалы. И, наконец, его взору открылась та самая бухточка, в которой в первый день своего пребывания в Ламесе он столкнулся с Надеждой.

На гребне набегавшей волны Алексей Алексеевич проскользнул между двумя камнями, увернулся от выскочившего из-под воды ему навстречу третьего камня и вышел на пустынный тихий берег. И тут он вдруг понял, что здесь, в Ламесе он совершенно не думал и даже не вспоминал о своей бывшей жене. А ведь столп-то, похоже, был прав, – внутренне усмехнулся он, – от нее и в самом деле нужно было новыми впечатлениями отгородиться. И тут, повинуясь каким-то потаенным и не вполне осознанным ассоциациям, он неожиданно вспомнил давний польский фильм, который некогда смотрел вместе с бывшей женой. Фильм так и назывался – “Лекарство от любви”, был он очень смешным, а главная героиня и характером, и манерой поведения очень была похожа на его жену, каковым обстоятельством Алексей Алексеевич потом ее с удовольствием дразнил. Долго дразнил, между прочим. Года два, не меньше.

Мысли о жене даже и гнать из головы не пришлось, они сами уплыли куда-то, поскольку довлела дневи злоба его, сегодняшняя. Алексей Алексеевич решил подняться на небольшую площадку, находившуюся слева на самом мысе за большой, нависавшей над бухтой скалой. Пошел он не по тропе, а напрямую, где приходилось местами карабкаться по скалам чуть ли не как заправскому скалолазу. Продравшись сквозь кусты шиповника, он вышел на площадку и… замер от неожиданности перед открывшейся его взгляду картиной.

На песке, закинув руки за голову, лежала Надежда. Грудь ее была обнажена, глаза плотно зажмурены, нижняя губа закушена, в уголках болезненно искривленного рта вскипали пузырьки слюны, а рядом с нею… рядом был Юра, причем вот какая странность – его тела Алексей Алексеевич не видел. Он видел только его руки и губы, зарывшиеся в эту грудь.