Путешественник

Меланхоличный визирь Джамшид сопровождал нас на случай, если вдруг возникнут проблемы с языком. По пути он объяснил значение нескольких забавных вещей, которые я видел в первый раз. Например, разглядывая мужчин на улицах, я заметил, что персы не позволяют своим иссиня-черным бородам седеть с возрастом. У всех пожилых мужчин, которых я здесь встречал, они были яркого розовато-оранжевого цвета, как ширазское вино. Джамшид сказал мне, что это делается с помощью краски, получаемой из листьев кустарника, который называется хна; она также широко используется женщинами как косметическое средство и извозчиками, чтобы приукрашивать лошадей. Следует заметить, что лошади, которых запрягают в Багдаде в повозки, совсем не те прекрасные арабские скакуны, на которых ездят верхом. Это крошечные пони, не больше мастиффов, правда очень симпатичные, с блестящими гривами и хвостами, окрашенными в яркий розовато-оранжевый цвет.

На улицах Багдада также попадалось множество чужеземцев. Некоторые были одеты в западные одежды, да и лица у них были такие же, как у нас, — если бы не загар, их можно было бы назвать белыми. Попадались здесь также люди, у которых лица были черные, у других коричневые — какого-то желтовато-коричневого оттенка — и еще было множество лиц, больше всего напоминающих дубленую кожу. Это были монголы из войска завоевателей, которые размещались в крепости; все они были одеты в доспехи из блестящей кожи или в металлические кольчуги и презрительно рассекали толпы на улицах, отпихивая тех, кто вставал у них на пути. На улицах встречалось также немало женщин, и тоже самой разной внешности. У персиянок лица были лишь слегка прикрыты, а некоторые и вовсе не носили чадры, что, признаться, странно для мусульманского города. Но даже в свободомыслящем Багдаде женщины не ходили одни: независимо от расы или национальности, все они шли в сопровождении одной или нескольких прислужниц или же огромного безбородого мужчины.

Меня настолько ослепил блеск багдадского базара, что я с трудом мог поверить, что город этот не так давно был захвачен, разграблен и должен был платить дань монголам. Похоже, обнищавший Багдад восстановился мгновенно, потому что был самым богатым и преуспевающим центром торговли, который я когда-либо видел, далеко превосходя по разнообразию, изобилию и ценности продаваемых товаров рынок Венеции.

Торговцы одеждой гордо стояли среди тюков и рулонов тканей, сотканных из шелка и шерсти — в том числе и ангорских коз, — хлопка, льна, прекрасной верблюжьей шерсти и крепкого камлота. Здесь было множество экзотических восточных тканей вроде муслина из Мосула, dangri из Индии, bokhram из Бухары и дамаска из города Дамаска.

Торговцы книгами выставили тома из тонкого пергамента и бумаги, страницы которых были красиво исписаны разноцветными чернилами и сверх того украшены золотой фольгой. Большинство книг являлись копиями работ персидских авторов вроде Саади и Низами и, разумеется, были написаны на фарси похожими на червячки письменами, совершенно мне непонятными. Однако одну из них под названием «Искандернама» я смог узнать по иллюстрациям: это была персидская версия моего любимого произведения — «Александриады».

У аптекарей на базаре было множество кувшинчиков и пиал со всякими средствами, которыми можно было наводить красоту, как для женщин, так и для мужчин: черная al-kohl (сурьма) и зеленый малахит, темно-коричневая басма и рыжая хна, усиливающие яркость глаз бальзамы, духи из девясила, мирры, ладана и розового масла. Там были крошечные мешочки почти неощутимо тонкого песка, как пояснил Джамшид, семена папоротника, которые использовали чародеи, умевшие правильно произносить магические заклинания, делающие их телесную суть невидимой. Там было масло, которое называлось терьяк[128], выжатое из лепестков и головок мака. Джамшид сказал, что его прописывают лекари для облегчения спазмов и сильных болей, но что любой человек, устав от возраста или страданий, может купить терьяк и принимать его как простое средство ухода от невыносимой жизни.