Путешественник

— Во дворце есть еще кое-кто, кому бы я хотел лично передать наилучшие пожелания. — Признаюсь, я все еще пребывал в легком замешательстве от своей выдуманной истории о шахразаде по имени Солнечный Свет и никак не хотел отказаться от заблуждения, что почти раскрыл какой-то связанный с этой девушкой тщательно скрываемый секрет. Во всяком случае, была или нет она такой ослепительной красавицей, какой я создал ее в своем воображении, Солнечный Свет была моей неизменной возлюбленной, и мне представлялось весьма учтивым попрощаться с ней особо. — Не передадите ли ей мои теплые пожелания, о светлейшая шахрияр? Я, правда, не уверен, что шахразада Шамс — ваша дочь, но…

— Вот уж точно, — сказала шахрияр со смешком. — Моя дочь, это надо же такое придумать! Ваша шутка, молодой мирза Марко, скрасит горечь расставания. Шамс во всей Персии одна-единственная. И уж, конечно, она никакая не шахразада, а самая настоящая шахприяр.

Я сказал неуверенно:

— Никогда раньше не слышал такого титула.

Совершенно сбитый с толку, я вдруг заметил, что Мот отступила в угол комнаты и прижалась лицом к висевшему на стене qali, были видны лишь ее зеленые глаза, сверкавшие от озорства. Девушка явно старалась удержаться от смеха и сгибалась чуть ли не пополам.

— Титул «шахприяр», — пояснила Жад, — означает вдова великого шаха, почтенная глава рода. И шахприяр Шамс, — она показала, — это моя мать.

Потеряв дар речи от изумления, ужаса и отвращения, я уставился на шахприяр Шамс: покрытую морщинами, лысую, всю в старческих пятнах, сморщенную, ссохшуюся, невыразимо дряхлую бабку. Она ответила на мой взгляд улыбкой, полной злорадства и похоти, обнажив при этом свои сморщенные серые десны. Затем, словно для того, чтобы у меня не осталось никаких сомнений, старуха медленно высунула кончик замшелого языка и провела им по шершавой верхней губе.

Я почувствовал, что земля уходит у меня из-под ног, но каким-то образом смог овладеть собой и последовать за отцом и дядей из комнаты, а не упасть в обморок или не заблевать алебастровый пол. Я лишь неясно слышал веселый смех, насмешки и пожелания, которые посылала мне вслед Мот, потому что в голове моей звучали другие насмешливые голоса — я вспомнил свой дурацкий вопрос: «А ваша сестра намного моложе вас?» и воображаемое повеление Аллаха о «божественной красоте шахразады Шамс», и то, что прочел по песку fardarbab: «Остерегайся кровожадной красоты…»

Ладно, моя последняя встреча с красотой не стоила мне крови, и я полагаю, что никто еще не умирал от отвращения или унижения. Во всяком случае, я приобрел опыт, и кровь моя долго еще волновалась и бурлила, стоило мне лишь вспомнить ночи в anderun Багдадского дворца, и щеки мои заливало пламенеющей краской стыда.

Глава 7

Визирь, верхом на лошади, в качестве эскорта сопровождал наш маленький караван в течение isteqbal — перехода в половину дня: традиционная для персиян дань вежливости уезжающим гостям. Во время этой утренней поездки Джамшид несколько раз заботливо замечал, что его беспокоят странное выражение моего лица, остекленевшие глаза и отвисшая челюсть. Отец, дядя и раб Ноздря тоже постоянно интересовались, не заболел ли я от покачивающейся походки верблюда. Всякий раз я давал уклончивый ответ: не мог же я признаться, что был просто ошеломлен, когда узнал, что последние три недели блаженно совокуплялся со слюнявой каргой лет на шестьдесят старше меня.

Однако я был молод и не унывал. Спустя какое-то время я убедил себя, что ничего страшного не случилось — разумеется, мое чувство собственного достоинства пострадало, однако ни бабушка, ни внучка не будут распускать сплетни и делать из меня всеобщее посмешище. К тому времени, когда Джамшид в последний раз пожелал нам «салям алейкум» и повернул своего коня назад в Багдад, я уже снова был в состоянии смотреть по сторонам и разглядывать местность, по которой мы ехали. Какое-то время мы находились в царстве радостных зеленых долин, извивавшихся среди прохладных голубых холмов. Это было хорошо, потому что давало нам возможность привыкнуть к верблюдам, прежде чем начнется трудный переход по пустыне.

Замечу, что ездить верхом на верблюде не трудней, чем на лошади; главное — привыкнуть к большей высоте, на которой ты находишься.