Проведя бессонную ночь, я снова отправился на следующее утро прочесать церковь и ее окрестности. Должно быть, я выглядел как заблудшая душа в поисках утешения. Прекрасная незнакомка представлялась мне ангелом, спустившимся с небес лишь однажды; я так и не нашел ее. Наконец я в мрачном настроении отправился к портовым ребятишкам. Мальчишки приветственно отсалютовали мне, а Дорис окинула взглядом, полным презрения. В ответ я издал горький вздох. Убал-до проявил заботу и спросил, о чем я горюю. Я рассказал ему, что отдал свое сердце прекрасной даме, а затем потерял ее. Все ребята принялись смеяться надо мной, кроме Дорис, которая выглядела пораженной.
– Я смотрю, теперь у тебя на уме только largazze, – сказал Убалдо. – Ты что, собираешься стать петухом при каждой курице на свете?
– Она взрослая женщина, а не девчонка вроде Малгариты, – возразил я. – И слишком возвышена, чтобы даже думать о таких вещах…
– Как pota! – хором воскликнули несколько мальчишек.
– В любом случае, – произнес я, растягивая слова, – что касается pota, то все женщины одинаковы.
Я говорил как человек, умудренный опытом, – к этому времени я уже видел обнаженными двух женщин.
– Я ничего не знаю об этом, – задумчиво произнес один из мальчишек. – Но однажды я слышал от одного много повидавшего моряка, как распознать женщину, наиболее желанную в постели.
– Расскажи нам! Расскажи! – раздался хор голосов.
– Когда она стоит прямо, сомкнув ноги, то в маленький треугольник между ее «артишоком» и внутренней стороной бедер должен проникать свет.
– У твоей дамы есть треугольник? – спросил меня кто-то.
– Я видел ее лишь однажды, да и то в церкви! Неужели ты думаешь, что в церкви она была раздетой?
– Хм, а у Малгариты есть треугольник?
На этот раз вместе со мной хором ответили несколько мальчишек: – Я и не подумал посмотреть.
Малгарита в ответ хихикнула, а затем еще раз, когда ее брат сказал:
– Ты бы все равно не увидел. Ее зад слишком отвисает сзади, а груди спереди.
– Давайте посмотрим у Дорис! – закричал кто-то. – Эй, Дорис! А ну-ка встань прямо, соединив вместе ноги, и подними юбку!
– Попросите лучше настоящую женщину! – глумилась Малгарита. – Она ведь даже еще не знает, то ли ей нести яйца, то ли давать молоко.
Я ожидал, что со стороны Дорис последует немедленный отпор, однако она лишь всхлипнула и убежала.
Весь этот спор, как я теперь понимаю, был весьма удивительным, а может даже, и поучительным, но тогда мое отношение было несколько иным. Я сказал:
– Если я увижу свою даму снова, то покажу ее вам, ребята! Может, вам удастся проследить за ней лучше, чем мне, и тогда вы скажете мне, где она живет.
– Нет уж, grazie![27]
– резко ответил мне Убалдо. – Станешь приставать к знатным дамам, так мигом окажешься между столбами!Даниэль щелкнул пальцами:
– Это напомнило мне кое о чем. Я слышал, что сегодня в полдень у столбов состоится бичевание. Какой-то несчастный ублюдок рискнул и проиграл. Пошли посмотрим.
Мы так и сделали. Бичевание было публичным наказанием, а столбы, о которых я уже упоминал, находились на берегу пьязетты Сан-Марко. Одна из колонн посвящена моему тезке святому, а другая – прежнему покровителю Венеции, святому Теодоро, которого у меня на родине зовут Тодаро. Все публичные наказания и казни злодеев проводились здесь, «между Марко и Тодаро», как мы говорили.
Главным действующим лицом в тот день был человек, нам, мальчишкам, хорошо известный; мы не знали только его имени. Его везде называли Ил Зудио, что значит «иудей» или «ростовщик», а обычно и то и другое. Он проживал в убогой еврейской лачуге (burgheto), рядом с такими же, как он сам, но тесная лавка, в которой Ил Зудио обменивал и ссуживал деньги под проценты, располагалась на Мерчерии. Там мы с мальчишками совершали большинство наших краж и часто видели его склонившимся над столом для подсчетов. Его волосы и борода, похожие на курчавые красные лишайники, стали седыми, на его длинном одеянии виднелась круглая желтая заплата, которая свидетельствовала, что он иудей, а красная шляпа означала принадлежность к западным иудеям.
В тот день в толпе находилось огромное число его соплеменников, большинство тоже в красных шляпах, но попадались и некоторые в желтых головных повязках, подчеркивающих их левантийское происхождение. Возможно, они бы и не пришли сюда по своей воле смотреть, как их соплеменника будут публично сечь и унижать, однако, согласно венецианским законам, присутствие всех взрослых мужчин-иудеев было в таких случаях обязательным. Разумеется, в большинстве своем толпа состояла вовсе не из евреев; горожане собрались просто из любопытства, необычно было и то, что среди зевак на сей раз оказалось необычайно много женщин.