Путешественник не по торговым делам

Очутившись в фамильном склепе, с окошечком вверху, который юноша в ливрее представил нам как искомое учреждение, мы уже сняли было с себя галстуки и пиджаки, но, обнаружив дурной запах и отсутствие полотенец, кроме двух измятых и совершенно мокрых тряпок, которыми уже воспользовались какие-то двое, мы снова надели наши галстуки и пиджаки и, не умываясь, бежали в ресторан.

Обслуживавший нас официант разложил там для нас приборы на скатерти, грязный вид которой мы уже имели удовольствие созерцать и которую теперь узнали по знакомому расположению пятен. И тут случилось поистине удивительное происшествие: не обслуживавший нас официант коршуном устремился к нам, схватил наш каравай хлеба и исчез с ним.

Булфинч безумным взглядом проводил эту загадочную личность «до портала», где с нею, словно с призраком в «Гамлете», столкнулся обслуживавший нас официант, который нес миску с супом.

— Официант! — позвал суровый посетитель, недавно закончивший обед и сейчас со свирепым выражением просматривавший счет через монокль.

Официант поставил миску с супом на расположенный в дальнем углу служебный столик и пошел поглядеть, что там такое стряслось.

— Знаете ли, так не годится. Взгляните-ка! Вот вчерашний херес, один шиллинг восемь пенсов, а тут опять два шиллинга. А что означают шесть пенсов?

Не имея понятия о том, что бы могли означать шесть пенсов, официант заявил, что никак не возьмет в толк, в чем тут дело. Он вытер липкий от пота лоб и, не поясняя, о чем идет речь, сказал, что это просто невыносимо и что до кухни очень далеко.

— Отнесите счет в конторку и пусть его там исправят, — сказал Негодующий Математик — назовем его так.

Официант взял счет, пристально посмотрел на него, явно не в восторге от предложения отнести его в конторку, и, желая пролить на дело новый свет, высказал предположение, что, возможно, шесть пенсов как раз и означают шесть пенсов.

— Повторяю вам, — сказал Негодующий Математик, — вот вчерашний херес, — неужели вы не видите? — один шиллинг восемь пенсов, а тут опять два шиллинга. Как вы объясните разницу между шиллингом восемью пенсами и двумя шиллингами?

Будучи не способен сам как-либо объяснить разницу между шиллингом восемью пенсами и двумя шиллингами, официант пошел поискать, не сумеет ли это сделать кто-нибудь другой; уходя, он бросил через плечо на Булфинча беспомощный взгляд в знак сочувствия его трогательным мольбам о миске с нашим супом. После долгого промежутка времени, в течение которого Негодующий Математик читал газету, вызывающе покашливая, Булфинч поднялся было, чтобы принести миску, но тут снова появился официант и принес ее сам, бросив мимоходом исправленный счет на стол Негодующего Математика.

— Совершенно невозможно, джентльмены, — пробормотал слуга, — и до кухни так далеко.

— Ну, не вы же содержите гостиницу. Мы полагаем, что вы не виноваты. Принесите нам хересу.

— Официант! — раздалось со стороны Негодующего Математика, загоревшегося новым жгучим чувством обиды.

Официант, отправившийся за нашим хересом, тотчас остановился и вернулся узнать, что там стряслось опять.

— Взгляните-ка сюда! Стало еще хуже, чем прежде. Вы понимаете или нет? Вот вчерашний херес, шиллинг восемь пенсов, а тут опять два шиллинга. А что же, черт возьми, означают девять пенсов?

Это новое происшествие окончательно сбило с толку официанта. Сжимая в руке салфетку, он молча вперил вопросительный взор в потолок.

— Идите же за хересом, официант, — сказал Булфинч, не скрывая своего гнева и возмущения.

— Я хочу знать, что означают девять пенсов, — настаивал Негодующий Математик. — Я хочу знать, что означают шиллинг восемь пенсов за вчерашний херес и вот эти два шиллинга. Позовите кого-нибудь!

Ошеломленный официант вышел из зала, будто бы для того, чтобы позвать кого-нибудь, и под этим предлогом принес нам вино. Но едва лишь он показался с нашим графином, как Негодующий Математик снова обрушился на него:

— Официант!

— Официант, будьте любезны теперь обслуживать нас, — строго сказал Булфинч.

— Простите, джентльмены, но это совершенно невозможно… — взмолился официант.

— Официант! — сказал Негодующий Математик.

— …и до кухни так далеко, — продолжал официант, — что…

— Официант! — настаивал Негодующий Математик. — Позовите кого-нибудь!

Мы отчасти опасались, что официант ринулся вон для того, чтобы повеситься, и были чрезвычайно обрадованы, когда он позвал некую особу с тонкой талией, в изящной, развевающейся юбке; особа эта немедленно уладила дело с Негодующим Математиком.

— О! — сказал Математик, пыл которого при ее появлении удивительным образом остыл, — я хотел спросить вас по поводу моего счета, мне кажется, в него вкралась небольшая ошибка. Позвольте, я покажу вам. Вот вчерашний херес, шиллинг восемь пенсов, а тут опять два шиллинга. И как вы объясните эти девять пенсов?

В чем бы ни состояло объяснение, сделано оно было тихим, неслышным для постороннего уха голосом. Доносился лишь голос Математика, бормотавшего: «А-а! Действительно! Благодарю вас! Да!» Вскоре после этого он ушел — уже совсем кротким человеком.