Путешественник с багажом

Ох, до чего она была деревянный человек, прямо мокрая деревяшка, ударишься об неё - и никакого отзвука! Она выводила большими буквами заголовок на газете: "Стенная печать - сильнейшее критическое оружие!"

- И ребята так про меня думают? - спросил я.

- Разумеется, - ответила она.

Мне захотелось сказать ей что-нибудь обидное, но я ничего не мог придумать. И тогда я издал такой клич удода, что ни одному настоящему удоду он и не снился никогда. "Богиня Саваофа" подскочила на стуле.

- Хулиганство! - сказала она. - Безотцовщина!..

Нина Семёновна прямо так и крикнула мне в лицо: "Безотцовщина!"

А я ничего ей не ответил и выскочил из комнаты. С улицы я заглянул в окно. "Богиня Саваофа" сидела в той же позе, писала заметки: наводила на всех критику. Я затарабанил по стеклу. Она посмотрела на меня и сделала страшное лицо: поджала губы и прищурила глаза. Но мне теперь было всё равно, меня ничего не пугало: ни её поджатые губы, ни прищуренные глаза. Я мог сам поджать губы и прищурить глаза.

Тогда она наконец оставила свои заметки, медленно подошла к окну и открыла его.

- А про ребят вы сказали неправду! - крикнул я. - Вы соврали!

- Что, что? - сказала она. Притворилась глухой или на самом деле не расслышала моих слов.

- Меня ребята уважают! - крикнул я. - Уважают, а вы, вы... вредная!

Я изо всех сил толкнул раму, и вдруг из рамы выскочило стекло. Оно ударило меня по голове и разбилось. Я повернулся и побежал.

- Щеглов, Щеглов! - закричала "Богиня Саваофа". - Сейчас же вернись! Я тебе приказываю, вернись!

Но я не стал возвращаться.

3

У меня нет отца. Это моё слабое место. Вернее, у меня есть отец, только он живёт в Москве. Именно поэтому "Богиня Саваофа" крикнула мне "безотцовщина": мол, ничего хорошего не получается, когда отец живёт так далеко от сына. Действительно, ничего хорошего, если он в Москве, а я тут, в совхозе. Отсюда не закричишь: "Папа!" - и не позовёшь его на помощь.

Но разве можно бить человека по его слабому месту, как это сделала "Богиня Саваофа"?..

Когда-то мы все трое жили в Москве, а потом мать окончила институт, и мы приехали на целину. Мать стала работать в совхозе зоотехником, а отец шофёром. А потом он уехал обратно в Москву.

Дома мы об отце никогда не разговариваем. Года два назад поговорили и с тех пор молчим. Мы тогда в школе писали сочинение о родителях. А потом оказалось, что все ребята написали сочинения об отцах, а я - о матери. Учительница меня тогда даже похвалила. "Молодец, - говорит, - Щеглов, что написал о матери. А вы все, ребята, неправы. Ваши матери вместе с отцами трудятся в совхозе: и дома ставят, и на фермах работают, и в поле, а вы о них ни слова".

В общем, хотела она меня похвалить, а получилось наоборот: у меня от её похвалы испортилось настроение. Я вдруг подумал, что во всём нашем классе у меня одного нет отца.

В этот день я пришёл домой и спросил у матери о нём.

- Многие родители, - сказала она, - скрывают от детей правду. А я тебе всё скажу. Он был хвастун. Наобещает и ничего не сделает.

Мы сидели за столом. Я готовил уроки, а она штопала рукав моей рубашки: вечно они у меня на локтях протираются. Оба мы делали вид, что ведём совсем обыкновенный разговор.

- Я его стыдила, ругала, просила. Он обещал исправиться и не исправлялся. Однажды перед ним даже на колени встала...

Я представил мать на коленях перед ним. Это было непонятно. Чего только взрослые не придумают!

- А тут произошёл такой случай: зимой это было. Из района нам передали, чтобы прислали людей за витаминами для скота. Послали на тракторе с санями его и ещё одного тракториста. Назначили его старшим, потому что он знал дорогу в райцентр и ходил на тракторах туда по снегу. Прошло три дня - их нет. Подождали ещё три дня - опять нет. Никто не знает, что случилось. Может быть, они в дороге замёрзли, а может быть, у них трактор сломался. Им навстречу ушли Шерстнёв и механик с автобазы. Знаешь, тот самый, что разводит в пруду рыб.

- Знаю, - ответил я. Точно это было очень важно, знаю я или не знаю этого механика. Его фамилия Зябликов. Совхоз ему не дал денег на этих рыб, так он на свою зарплату их покупает.

- На лыжах ушли. А до райцентра сорок километров. А в степи, если метель, темнота. Вот они и шли в этой темноте, помёрзли, пока дошли до райцентра. Шерстнёва после этого в больницу положили и на правой ноге пальцы отняли. Отморозил.

Она замолчала, и я молчу. Ждал, что она скажет ещё про отца, а сам делал вид, что увлёкся уроками.

- Собрала его вещи и говорю: поезжай куда хочешь, а когда станешь человеком, возвращайся. И он уехал... Ты представляешь, что он придумал: в райцентр должны были приехать цирковые артисты, так он решил их дождаться. И ещё говорит, что мы скучные люди, а он поэтическая натура.

- Он ведь не знал, что Шерстнёв пойдёт его искать и отморозит пальцы, - сказал я.

- Когда ты станешь взрослым, - сказала мать, - ты поймёшь, что нельзя всё прощать.

Я промолчал. По-моему, мать зря его отправила из дома. Может быть, постепенно он бы исправился. Я бы с ним на рыбалку ходил, на машине вместе ездили. Я бы его обязательно перевоспитал.