Путешественник во времени

Единственным местом, куда мальчик так и не заглянул, остался чулан под лестницей. Почему-то ему не хотелось смотреть на плетеный сундук. Хотелось, чтобы все было нормально.

И в некотором смысле так и было. Едва ли не чересчур. Каждое утро Джос открывал двери музея, и Мелба, прихватив одеяло, устраивалась за кассой в ожидании толп посетителей, которые так и не являлись. До обеда заглядывал только почтальон с пачками счетов, и порой в вестибюле околачивался какой-нибудь правительственный инспектор с землистым лицом. Том понятия не имел, откуда приезжали эти люди — возможно, из какого-то огромного серого министерства где-то далеко. Все они были молоды и болезненны, носили тусклые кожаные пальто и угрожающе размахивали пухлыми папками, забитыми бессмысленными опросными листами буквально обо всем, начиная с размера дверных ручек и заканчивая состоянием чучел рыб. Примечательны эти до странного подозрительные посетители были только одним — готовностью проглотить любой ответ, который решала скормить им Мелба.

— Значит, вы говорите, что стираете чучела?

Худощавая девица пристально изучала тетушку сквозь толстые зеленые очки. На лацкане ее сиял крупный значок, объявлявший о ее принадлежности к Комитету надзора за национальными музеями.

— Вы же понимаете, нам необходимо это знать.

— Только по… четвергам.

— Только по… четвергам, — повторяла она. — И чем же?

Мелба отрывала взгляд от руководства по эксплуатации отопительного котла и смотрела на настойчивую девицу, торопливо заполняющую опросный лист.

— Ну, смотря кого. Понимаете, для птиц мы предпочитаем лавандовое мыло, для антилоп и газелей — дегтярное, а для ехидн и панголинов — ореховое.

— Лавандовое… дегтярное… ореховое?

Девица хмурилась, записывая каждое слово, словно в них содержался некий скрытый смысл. Мелба с трудом сдерживала улыбку.

— А как, вы говорите, вы чистите пол?

— Хм… стало быть, с помощью девочек.

— Прошу прощения, но мне нужны подробности. Девочки?

— Жермена и Гертруда. Вомбаты. Привязанные к ногам, они чудно натирают пол. Мы скользим туда-сюда, между витринами. Вот вы меня видите, а потом — фшш! — Мелба всплескивала руками, словно скользя по залу на коньках, — и не видите.

— Вомбаты… привязанные к ногам… натирают пол… — медленно повторяла себе под нос девица, заполняя бланк.

— Уловили суть?

Подобные маленькие допросы происходили так часто, что тетушка едва их замечала, и заканчивались, как только инспектор заполнял все графы бланка и, подозрительно заглянув в полутемный зал, торопливо покидал музей. Безумие Мелбы бывало весьма убедительным.

Лишь немногие отважные семейства туристов, завлеченные в музей Скаттерхорна сомнительным путеводителем, осмеливались пройти дальше вестибюля.

— Ой, мам, гляди! — кричали ребятишки, высмотрев в углу мамонта и бросаясь его фотографировать. — Правда, он миленький?

Но, увидев прочих линялых, пугающего вида животных, родители лишь крепче сжимали руки своих чад.

— Но, мамочка, — спрашивали дети помладше, — почему эти звери так смотрят на нас?

— Не глупи, дорогой. Что за ерунду ты говоришь, — откликались мамочки, окидывая нервным взглядом пыльные витрины и их поблекших обитателей — сплошные клыки, глаза и когти, — и тут же спешили увести малышей из музея, и на лицах их стыло обеспокоенное выражение людей, только что побывавших на другой планете.

Единственным человеком, твердо намеренным наслаждаться пребыванием в музее, оставался водопроводчик Болтун Логан.

— Ничего от меня не получите, миссис Скаттерхорн, — заявлял он, гордо проходя мимо Мелбы. — Вы так мне задолжали, что, думаю, я могу приходить сюда столько, сколько захочу. Каждый день, если пожелаю, пусть тут и темно, и сыро, и попросту неприятно. Это мое право.

Болтун торопливо обходил главный зал, порой тыкал пальцем в волка или щелкал по носу осетра и сразу же выходил, довольный тем, что в очередной раз настоял на своем. Но ежедневные визиты вскоре утомили и его. К четвергу он уже бурчал, что «только жабе пришлась бы по нраву эта сырость» и что его «мутит от затхлого воздуха».

— Так не возвращайся, — громко фыркнув, посоветовала ему Мелба.

В пятницу, проходя мимо орангутанга, Болтун отчетливо ощутил пинок сзади.

— Ох! Что за…

Обернувшись, он застал обезьяну совершенно неподвижной, но мог бы поклясться, что муравьед сдавленно хихикнул. И вомбат. И носач тоже.

— Вот, вот оно! — воскликнул он.

И Логан торжественно удалился, жалуясь на то, что им заинтересовался «крайне агрессивный полтергейст». И больше не возвращался.

Со своей стороны, дядюшка Джос как будто совершенно не тревожился, посещают ли музей люди. Кража подстегнула его к действию, и большую часть времени он бродил в полумраке с ящиком инструментов, настойчиво латая одно и чиня другое, но даже Том видел, что это сражение он проигрывает. Музей походил на старый военный корабль, который удавалось удерживать на плаву после многих боев в открытом море, но теперь он шел ко дну.