Путешественники

Нева снова сделала изгиб. Отсюда был виден Шлиссельбург. Посередине реки чернела крепость, кое-где мигали в домах огоньки. За крепостью серебрилась полоска воды. Ладожское озеро!

– Заночуем на берегу? – предложил Володька.

– Зачем?

– Да днем по озеру лучше плыть.

Я согласился, и Володька повернул к берегу.

Хворосту было много, и вскоре на берегу запылал большой костер, перемешав в багровом отблеске трепещущие тени.

Володька достал из лодки картошку, которую мы еще днем закупили в Беляеве.

– Поедим заодно! – заметил он и занялся приготовлением ужина.

Грусть понемногу проходила. Ее вытеснили свежие впечатления, и нам с каждой минутой становилось веселее.

Картошка испеклась. Мы, растянувшись возле огня, принялись за еду.

– Можно к огоньку, ребята? – вдруг раздался чей-то хриплый голос за моей спиной.

Мы привскочили от неожиданности. Две высокие и странные фигуры выросли перед костром.

Рваные пиджаки, опорки на ногах, предательски показывавшие пальцы, холщовые котомки за плечами выдавали в незнакомцах бродяг.

Не дожидаясь ответа, они бесцеремонно уселись возле нас.

– Никак картошку едите? – осведомился один из них, забирая несколько картофелин. – Это хорошо!

Он усмехнулся. Это был детина высокого роста и богатырского сложения. Пиджак, разодранный на спине сверху до низу, был надет у него прямо на голое тело. Лицо, красное, изрытое оспой, все заросшее рыжими волосами, показалось мне зверским, отталкивающим.

Его товарищ, немного пониже ростом, обладал более симпатичной физиономией. Рядом с рыжим он выглядел слабым ребенком.

Сутуловатая фигура, время от времени передергивавшаяся странной дрожью, делала его беспомощным, несчастным на вид. Бледное, испитое лицо, еще молодое, но уже одряхлевшее от неправильной жизни, с мягкой маленькой бородкой, было печальным и задумчивым, а кроткие глаза смотрели страдальчески.

Он тоже загреб себе часть нашей картошки, и оба принялись усердно уписывать ее, не обращая ни малейшего внимания на нас.

Мы потеряли всякий аппетит и со страхом смотрели на своих непрошеных гостей.

Картофель быстро исчез.

– А ну-ка, детки, может, у вас еще что есть? Страх жрать охота! – прогудел рыжий, уничтожив последнюю картофелину.

Мы даже попятились.

– Да вы не бойтесь! Худа не сделаем! – хмыкнул рыжий, заметив наше движение. – Не тронем!

Нас это мало ободрило. Двое бродяг казались нам очень ненадежным обществом.

– Вы не стесняйтесь! – шутил дальше рыжий. – Может, есть что еще? Так давайте сюда, Господь вас за это наградит.

Володька испуганно и растерянно бросил взгляд на лодку. Рыжий тоже ее увидел.

– Ну вот! – гаркнул он. – Наверняка в лодке что-нибудь найдется!

Он поднялся и пошел к шлюпке. Володька проводил его тоскливым взглядом. Мне хотелось вскочить и задать стрекача, но страх перед бродягами приковал меня к месту.

– Э-э! Да тут чего только нет! – раздался довольный крик рыжего. – И даже ружье!

Последние слова вызвали на лице моего друга гримасу страдания: ружье было самой ценной для нас вещью.

Бродяга появился возле костра, нагруженный всеми нашими пожитками.

– На, Косуля, держи! – сказал он, кидая свою ношу на землю.

Жестянки с кильками и сардинками, хлеб, белье – все очутилось в руках непрошеных гостей. Они занялись разворачиванием наших припасов. Мы, не смея вымолвить ни слова, следили за грабежом.

– Ишь ты! Ай да мальцы! Запасливый народ! Не то, что мы, бродяги, – выразил рыжий свое восхищение.

Мы трепетали от страха, наблюдая, как наша закуска исчезала в обширных глотках бродяг. А они, не смущаясь ничем, плотно закусили и остаток спрятали в холщовые сумы.

Рыжий не без удовольствия осмотрел белье, с любопытством разглядел большую диковинную метку на моей рубашке, старательно вышитую тетей Милей, несколько раз ощупал полотно и с довольным видом упаковал его в мешок, как будто это была самая обыкновенная находка. А затем принялся вертеть в руках двустволку.

– Славное ружьецо! – он даже крякнул от удовольствия. – И не дешевое! Поди, хорошо палит. Ведь и я когда-то охотился, да!

Мы молились в душе, чтобы судьба избавила нас от пришельцев. Но бродяги и не думали уходить. Они расположились возле костра вполне спокойно, словно и не думали грабить нас.

– Небось струсили, мальцы? – усмехнулся мне Косуля.

Он до сих пор молчал и только теперь почему-то вздумал заговорить.

– Н… нет… – отозвался я, хотя чуть не щелкал зубами от страха.

– А что вы делаете тут? – снова спросил он. – Али едете куда?

– Да…

– Далеко?

Я взглянул на Володьку. Тот тревожным взглядом дал мне понять, что нечего особенно распространяться.

– Нет… так… катаемся… – процедил я.

– Знаешь, Косуля, ведь это беглецы! Истинный Господь, беглецы! – рявкнул весело рыжий. – Ей-ей! Верно ведь? – обратился он к нам.

Мы промолчали.

– Ну, чего молчите? Не стесняйтесь! Нам можно сказывать, мы свои люди, не выдадим. Сами тоже в бегах состоим!

И рыжий принялся весело хохотать.

Меня передернуло от его слов. Еще бы! Нас, путешественников, он посмел сравнить с собой! Если бы не страх перед этим рыжим детиной, я вступился бы за нашу поруганную честь.