Путешественники XIX века

«Необъяснимо, — говорит Зетцен, — почему этот когда-то прославленный город мог ускользнуть от внимания любителей древности. Он расположен на довольно плодородной открытой равнине, орошаемой рекой. На пути к нему я видел много гробниц с прекрасными барельефами. У самой дороги я заметил как-то саркофаг с греческой надписью. Стены города совсем обвалились, но еще можно разобрать, что они тянулись на три четверти лье или даже на целое лье. Эти стены построены целиком из тесаного мрамора. Внутри города местность неровная и понижается к реке. Дома горожан не сохранились; зато я заметил много общественных зданий, отличающихся прекрасной архитектурой. Я обнаружил два великолепных мраморных амфитеатра прочной постройки с колоннами, нишами и т. д., и все это хорошо сохранилось. Есть там несколько дворцов и три храма. В одном из них был перистиль[20] из двенадцати больших колонн коринфского ордера, и одиннадцать из них еще стояли. В другом я видел упавшую колонну из прекраснейшего египетского полированного гранита. Я нашел также отделанные пилястрами[21], хорошо сохранившиеся городские ворота с тремя арками. Среди других памятников старины, обнаруженных мною, мне особенно понравилась длинная улица, пересеченная другой и украшенная с обеих сторон мраморными колоннами коринфского ордера. Один ее конец упирался в полукруглую площадь с шестьюдесятью ионическими колоннами. У перекрестка на каждом из четырех углов виднеются большие пьедесталы из обтесанного камня, на которых когда-то, наверное, стояли статуи. Сохранилась также часть мостовой из больших тесаных камней. В общем, я насчитал около двух сотен колонн, многие из которых еще сохранили антаблемент[22]. Упавших колонн несравненно больше. К тому же я осмотрел только половину города, а за рекой в другой его половине, пожалуй, найдется еще немало замечательных остатков старины».

Зетцен считает, что Джерраш не что иное, как древняя Герасса, город, до сих пор весьма неточно обозначавшийся на всех картах.

Затем путешественник перешел реку Нахр-эз-Зерка или, как ее называют еврейские историки, Яббок, образующую северную границу страны аммонитян, и проник в область Эль-Белька, когда-то цветущую, но теперь пустынную и заброшенную, где имеется только один город Эс-Сальт — в древности Аматуза. Потом Зетцен посетил Амман, который под названием Филадельфии славился среди городов Декаполиса; там еще можно было напасть на образцы древнего искусства. Дальше он побывал в Элеале — старинном городе амореев[23]. В Мадабе (во времена Моисея носившей название Мадба[24]), на горе Нево[25], в Дивоне[26] и в стране Keppaк[27], родине моавитян. Затем он осмотрел развалины Раббы — древней резиденции правителей страны, называвшейся тогда Раббат[28], и, с превеликими трудностями перейдя гористую местность, прибыл наконец в область Гор-эс-Сафия, расположенную у южной оконечности Мертвого моря.

Стояла страшная жара, а идти приходилось по обширным солончаковым равнинам, не орошаемым ни одним ручейком. Наконец 6 апреля измученный жаждой Зетцен прибыл в Вифлеем, а вскоре и в Иерусалим.

За время своего путешествия Зетцен побывал в крайне любопытных местах, которых до него не посещал ни один путешественник Нового времени. Он собрал ценные сведения о свойствах воды Мертвого моря, опроверг кучу глупейших россказней, исправил ошибки на самых точных картах, помог определить многие старинные города Переи и установил существование многочисленных развалин, свидетельствовавших о былом процветании, достигнутом этой страной при господстве римлян. 25 июня 1806 года Зетцен выехал из Иерусалима и морем вернулся в Акку[29].

«Этот переход стал настоящей экспедицией открытий», — писал Вивьен де Сен-Мартен[30] в статье, опубликованной в 1858 году в «Revue Germanique».

Но Зетцен не хотел оставлять свои открытия незавершенными. Через десять месяцев он вторично объехал «Асфальтовое озеро» (Мертвое море) и во время этого второго путешествия значительно пополнил свои первоначальные наблюдения.

Затем путешественник перебрался в Каир, где провел два года. Там он собирал восточные рукописи (большинство манускриптов, составляющих богатство библиотеки университета в Готе, куплено им), а также всевозможные сведения о внутренних областях страны. Однако, руководствуясь верным инстинктом, он записывал только те данные, которые могли претендовать на почти абсолютную точность.