Джейми тихо добавил что–то по–гэльски и, не сказав больше ни слова, направился к лошадям, вскочил на одну из них и поскакал сломя голову через мыс, прочь от бухточки.
Каменистый мыс был не самым удобным местом для скачек, и все же конские копыта годились на это лучше, чем мои ноги, поэтому я вскочила на другую лошадь и, не обращая внимания на протестующее ржание стреноженной лошадки Айена, помчалась следом.
До океанской стороны выступа было менее четверти мили, но казалось, что на преодоление этого расстояния ушла целая вечность. Впереди я видела Джейми с развевающимися на ветру волосами, а еще дальше, в море у берега, корабль.
На этом участке земля круто обрывалась в воду, и, хотя обрыв был не таким высоким, как утес у бухты, спуститься по нему верхом было невозможно. К тому времени, когда я остановилась, Джейми соскочил с лошади и направился по камням к воде.
Слева от него я видела огибающую мыс шлюпку.
Кто–то на корабле ждал ее появления, потому что со стороны судна донеслись восклицания и маленькие фигурки принялись быстро взбираться на реи.
Потом один из них заметил нас: на борту вдруг возникла суматоха, над перилами появились головы, крики умножились. Корабль был синий с широкой черной полосой вдоль борта. Эта полоса отмечала линию пушечных портов: я увидела, как передний из них открылся и оттуда высунулся черный глаз пушки.
— Джейми! — заорала я во всю мочь.
Он вскинул глаза, увидел, куда я указываю, и бросился плашмя на камни за миг до того, как пушка выстрелила.
Выстрел не показался мне таким уж громким, но над моей головой что–то просвистело. Я инстинктивно пригнулась: упавшее неподалеку ядро взметнуло фонтан мелких каменных осколков. Только тут до меня дошло, что я, сидящая верхом на лошади, куда как заметнее для пушкарей, чем прилепившийся к утесу Джейми.
Лошади, надо отдать им должное, осознали этот существенный факт первыми и, стоило им избавиться от незадачливых седоков, затрусили туда, где остался их стреноженный сородич. Я же кинулась к откосу, вместе с осыпью камушков соскользнула на несколько футов и вжалась в скальную расщелину.
Где–то над моей головой пролетело еще одно ядро, и я еще теснее прижалась к земле. Очевидно, люди на борту корабля остались довольны результатом последнего выстрела, ибо наступила относительная тишина.
Мое сердце стучало о ребра, а воздух вокруг был наполнен мелкой серой пылью, отчего першило в горле и неудержимо тянуло прокашляться. Рискнув оглянуться через плечо, я успела заметить, как шлюпку поднимают на борт корабля. Ни Айена, ни двух его пленителей нигде не было видно.
Пушечный порт бесшумно закрылся, якорный канат заскользил вверх, и корабль медленно повернулся в поисках ветра. Ветер был слабым, паруса почти не надувались, но парусник с каждым мигом быстрее и быстрее двинулся в открытое море и скоро растворился в затягивавшем горизонт густом тумане.
— Господи, — только и смог сказать Джейми, добравшись до меня и на миг сжав в объятиях, — Боже мой!
Отпустив меня, он повернулся и устремил взгляд в открытое море. Ничто не шевелилось, кроме щупалец медленно плывущего тумана. Казалось, весь мир погрузился в тишину: пушечный гром распугал чаек и буревестников, так что теперь не было слышно даже их криков.
Неподалеку, всего футах в трех от моего укрытия, ядро выбило в сером камне более светлое углубление.
— Что нам делать?
Признаться, я была так ошеломлена и раздавлена, что с трудом осознавала произошедшее. Трудно было поверить, что Айен, который меньше часа назад был с нами, исчез бесследно за пеленой тумана, словно служившей гранью между земным и загробным мирами.
В моем сознании заново прокручивались образы: туман, дрейфующий над очертаниями островка тюленей, неожиданное появление лодки, люди на скалах, тощее мальчишеское тело Айена — белая кожа, болтающиеся, как у куклы, руки. Я видела все с той ясностью, какая сопровождает трагедии; каждая деталь запечатлелась перед моим мысленным взором и появлялась снова и снова, все время с подспудной надеждой, что на этот раз что–то изменится.
Лицо Джейми осунулось и помрачнело, от носа до рта пролегли глубокие морщины.
— Не знаю, — сказал он. — Будь я проклят, я не знаю, что делать!
Он сжал кулаки и закрыл глаза, тяжело и хрипло дыша.
От этих слов мне стало еще страшнее. За короткое время, проведенное с ним после возвращения, я уже успела привыкнуть к тому, что Джейми всегда, даже в самой отчаянной ситуации, знает, что делать. То, что он признавался в бессилии, ужасало не меньше самой беды.
Ощущение беспомощности кружило вокруг меня, как туман. Каждый нерв кричал: «Сделай что–нибудь!»
Но что?
Я увидела полоску крови на его манжете: он разодрал руку, спускаясь по камням. Этому я могла помочь и как–то извращенно порадовалась, что хоть пустяк, но способна сделать.
— Ты порезался. — Я коснулась его раненой руки. — Давай я посмотрю и забинтую.
— Нет.
Он отвернулся, с напряженным лицом отчаянно вглядываясь в туман. Когда я потянулась к нему, он отпрянул:
— Нет, я сказал! Оставь как есть!