Накануне субботы, после вечерни, вход был совершен четырьмя священниками в черных облачениях; дьякон был в черном же стихаре и ораре. Один из священников, первенствующий, взяв благословение, пошел и кадил вокруг столика, на котором стояло блюдо с кутьей, потом кадил образам и нашему владыке патриарху в первый и во второй раз, священникам и прочим предстоящим, вернулся и стал на свое место. То же сделали три сослужащие ему священника и под конец дьякон; при этом певчие пели заупокойный канон, ибо у них принято накануне каждой субботы совершать это для поминовения усопших и строителей церкви. Наш владыка прочел молитву за усопших и совершили отпуст. После этого они просили нашего владыку патриарха прочесть над ними всеми молитву отпущения грехов; они пали ниц на землю, и он прочел ее над ними. Затем прочли молитву на сон грядущим, и мы вышли. Была совершена служба и в субботу утром, после чего мы простились с ними, намереваясь отправиться в путь. Они повели нашего владыку патриарха в церковь, подали святую воду, и он окропил их всех. Мы вышли за монастырь, в котором наше пребывание длилось с понедельника до субботы. Архимандрит посадил владыку с собой в свой экипаж, а служилые люди следовали впереди и позади, пока мы не прибыли в монастырь церкви св. Софии, которая есть кафедра митрополии Киевской и всей земли казаков и[244]
Малой России. Архимандрит простился с ним и вернулся к себе. Наш переезд продолжался с полчаса, ибо расстояние очень коротко.Нас встретил митрополит кир Сильвестр со своими епископами и настоятелями монастырей. Мы остановились у него. Нас ждали, дабы мы присутствовали у них за литургией. В то время как ударяли в большой колокол, мы вышли посмотреть (на него) и увидели нечто изумительное. Он гораздо больше колокола Печерского монастыря, в семь, восемь раз: наверно он будет с большой шатер. Железный язык его весит около 1 1/2 алеппских кинтара; двенадцать юношей с большим трудом могли его раскачать, и без того, чтобы кто-нибудь не раскачивал его внутри, он не мог бы дойти до краев колокола по причине его ширины. Когда ударяли в него, наши уши были оглушены его сильным, громоподобным звоном: я говорил своему спутнику громким голосом, и он не слышал. Прочная, высокая деревянная колокольня, которая больше всех, виденных нами, шаталась и дрожала. Но звук колокола монастыря Печерского резче и выше, а звук этого колокола мягче и ниже; по-видимому, он из эмесского состава.[245]
Мы пошли к обедне в благополучную церковь, вторую св. Софию, ибо она по справедливости достойна этого имени, как мы видели это воочию и опишем ее в своем месте, как она есть. При «Достойно есть» также ударяли в этот колокол. Мы вышли от обедни к трапезе, а вечером, т.е. в канун седьмого воскресенья по Пятидесятнице, пошли в вечерне. Лития была совершена во внешнем нарфексе, и дьякон прочел «Спаси, Господи, люди Твоя» без освящения хлебов. На другой день была отслужена литургия.
ГЛАВА XVIII.
Киев. — Рассказ о городе Киев и о том, как казаки устроили церкви и монастыри.
[246]Отец Илия и французский философ.Знай, что древний город Киев был здесь, и доселе заметны следы его ворот, земляных валов и рвов. До сих пор целы в нем большие ворота с каменною башней, называемый Золотыми, ибо они были позолочены, их сожгли татары в последнее время, когда напали на этот город невзначай и зажгли его. Город был великолепен. Печерский монастырь находился вне стен его, а эта церковь св. Софии — посредине его вместе с Михайловским монастырем, что насупротив него, коего купол еще покрыт позолотой, и вокруг них обоих было множество больших благолепных церквей, так как этот город в древности был столицей царства здешних стран, как они сами нам рассказывали.