Второй раз в ходе операции мне приходилось стрелять навскидку из незнакомого оружия. Но пистолет Мьюра был хорошо пристрелен и попадал туда, куда его направляли. Поэтому на этот раз я не промахнулся. Маленькая, 7,65-миллиметровая быстрая пуля перехватила опускающуюся руку Наоми, и кислотный пистолет взорвался в пяти дюймах от ее носа. Потому что стеклянный контейнер, заполненный жидкостью, не просто разбивается вдребезги, а именно взрывается, когда в него попадает пуля, движущаяся с такой скоростью.
На мгновение наступила полная тишина, нарушаемая только прерывистым шорохом: комочки грязи, отколотые звуковой волной, падали вниз с потолка туннеля. Потом Наоми закричала.
Глава 22
Жуткий звук прорезал тишину пустого туннеля, заполнив его хнычущими, бессмысленно хихикающими, бормочущими отголосками эха. Наоми закричала еще раз и повернулась в мою сторону. Рукав и плечо ее темной рубашки были покрыты светлыми пятнами — там, где кислота обесцветила ткань. Обе руки ее были прижаты к лицу. Казалось, она не замечала, что из кисти правой руки льется кровь. Пуля, уничтожившая оружие Наоми, прошла сквозь ее руку навылет. Она споткнулась о фонарь, упала, и в туннеле стало темно.
Теперь крики Наоми не прерывались ни на мгновение, но сейчас меня интересовал другой звук. Все равно, не имея ни воды, ни морфия для смягчения боли, я ничего не мог для нее сделать. Что ж, еще одним почтовым голубем меньше. Я выбросил ее из головы и сконцентрировал внимание на тихом шорохе, который свидетельствовал о том, что Мьюр, как всякий разумный человек, потерявший оружие, драл без задних ног отсюда подальше. Мысленно я от души пожелал ему счастливого пути, надеясь, что он будет осторожен и не сломает себе ногу или еще что-нибудь, скатываясь по склону холма к «фольксвагену».
Наоми повернулась и двинулась вниз в глубину туннеля, спотыкаясь, падая и как-то однообразно, механически крича, словно раненый зверь. Я услышал, как она поползла на четвереньках. Шорох от ее передвижения становился все слабее, потом прекратился и наконец затихли и крики. Наступила тишина, которую я не стремился нарушить, желая предоставить Мьюру как можно больше времени.
— Дэйв…
Я почти забыл о моей непрошеной спасительнице, Дженни Боевом Коньке.
— Здесь, ирландочка.
— Как вы думаете, она… они?..
— Эта штука не убивает, — ответил я. — Хотя сейчас она, возможно, молит Бога, чтобы это было не так. Не двигайтесь, пока я не зажгу свет.
Я зажег спичку, нашел фонарь и осмотрел его. Стекло уцелело; часть керосина вытекла, но в резервуаре было еще вполне достаточно. Желтый свет фонаря показался очень ярким после непроглядной темноты. На полу виднелись осколки стекла и темные пятна жидкости. Обойдя их, я подошел к Дженни на обломке скалы. После героической борьбы за нашу жизнь и свободу она представляла собой довольно интригующую картину, но нанесенный ей ущерб на первый взгляд казался незначительным.
— Пошли, — сказал я, наклоняясь, чтобы пролезть в уже знакомую дыру.
— Но… но не можете же вы просто оставить ее здесь? — Дженни была шокирована.
Я глубоко вздохнул. Вина была не ее. Она делала то, что считала правильным. Может быть, мне следовало раньше рассказать ей обо всем — приказы там или не приказы, все равно.
Я сказал:
— По причинам, которые должны остаться без объяснения, я в настоящий момент гораздо больше интересуюсь нашим другом Мьюром. Надеюсь, он умеет водить «фольксваген». Если нет, мне придется показать ему, как это делается.
Что вы думаете? Он и в самом деле не умел. Когда мы вышли из туннеля, автомобиль стоял на прежнем месте, и Мьюр сидел в нем, соображая, как включается задний ход. Заметив нас, он включил первую скорость, пустил машину вперед, затем выключил мотор, и пока «фольксваген» под действием тяжести катился вниз, он ожесточенно крутил рулевое колесо. Еще один бросок вверх с последующим сползанием вниз, и ему удалось развернуть машину и выехать на лесную дорогу. Я поднял «люггер», тщательно прицелился в небо над лесом и дважды (для эффекта) выстрелил, чтобы показать Мьюру, как я взбешен потерей машины.
Поставив пистолет на предохранитель и спрятав его в карман, я оглянулся и увидел, что Дженни изучает меня с задумчивым и недоумевающим выражением.
— Вы… вы хотели, чтобы он удрал? — спросила она недоверчивым тоном.
Я внимательно посмотрел на нее. Вид был что надо!
— Повернитесь, — скомандовал я, — Она удивилась, но послушалась. Я прошел через процедуру с молнией и застежками в третий или четвертый раз (третий, если быть точным), Дженни сбросила с себя вьющиеся на ветру остатки блузки, затем нагнулась, чтобы оборвать лохмотья нижнего белья, свисающие из-под платья, после чего я снова помог ей застегнуться. Джемпер тоже не был чистым и не очень-то прикрывал грудь, но, по крайней мере, сохранился в более или менее неповрежденном состоянии.
Выпрямившись, она продолжила, как будто никакой паузы и не было: