Путешествие через эпохи

Если говорить о картине мира, об учении о мире, то ХХ век уже не удовлетворялся игнорированием отдельной частицы и ее движения, как это делает классическая термодинамика, ни столь же классическим представлением об элементарной частице, которая существует и движется в отсутствие других частиц, других физических объектов окружающего мира. Специальная теория относительности отказалась от фикции движения отдельного тела без отнесения такого движения к другим телам, к телам отсчета. Общая теория относительности рассматривает движение данного тела в гравитационном поле, иначе движение теряет физический смысл. В целом речь идет о связи индивидуального движения со всей практически бесконечной иерархией систем отсчета тел и полей. Квантовая механика делает отношение частицы и окружающего мира еще более сложным, они воздействуют друг на друга, и без такого взаимодействия теряет физический смысл и движение частицы, и существование тел, с которыми она взаимодействует. Современная астрофизика и теория элементарных частиц видят в частице возможное начало больших, макроскопических, может быть космических, процессов и вместе с тем видят в бытии частицы результат взаимодействия с другими частицами. Таким образом, наука ХХ века — это уже не статическая схема вселенной и не динамическая схема движений, лежащая в основе классической картины мира, не игнорирование отдельной частицы и не презумпция ее абсолютной элементарности. Это новый, принципиально новый этап науки.

Аналогичное положение в экономике. В ХХ веке созданы экономические структуры, где игнорирующая индивидуальные судьбы анархия производства уступила место гармоническому плановому преобразованию производительных сил и производственных отношений, где индивидуальные акты становятся источником общих процессов, охватывающих предприятие, отрасль, все народное хозяйство. Плановым и гармоничным становится применение науки, связь картины мироздания с жизнью людей, связь познания и преобразования мира. В этом отношении для определения новой цивилизации ХХ века очень важна плановая электрификация производства. Это применение классической науки, но сейчас, во второй половине столетия, мы видим в электрификации первое звено реального и сознательного слияния науки с преобразованием мира. Слияние, которое сейчас состоит уже в применении для достижения социальной гармонии специфических для второй половины века неклассических научных представлений.

В заключение вернусь к беседе с Франсом. Я не привел еще одно замечание моего собеседника. Он вспомнил некий эпизод своего раннего детства. Выучившись выводить буквы, ребенок решил сочинить небольшой морально-богословский трактат и начертал в начале листа: «Что такое бог…» Мать, которой он показал это начало трактата, сказала, что после написанных слов следует поставить вопросительный знак. — «Что это такое?» Она объяснила, что раз в фразе содержится вопрос, она должна заканчиваться вопросительным знаком. — «Но я не спрашиваю, — ответил ребенок. — Я знаю!»

— Судя по характеру нашей беседы, — обратился ко мне Анатоль Франс, — вы, вероятно, напишете трактат, посвященный затронутым в беседе вопросам. Я надеюсь, в этом трактате будет достаточно вопросительных знаков?

— Не знаю, будет ли их число достаточным. Чтобы поставить вопрос, адресовать его природе, требуется иногда больше труда и изобретательности, чем для того, чтобы высказать позитивное утверждение. Сейчас (я имел в виду свое «сейчас» — 70-е годы) люди моей профессии затрачивают немало усилий и немало средств, чтобы задать природе вопросы, на которые она может ответить, а не признать их бессмысленными. Но в чем я уверен, это в достаточном числе вопросительных знаков в предмете моих рассуждений. Они посвящены вопрошающей компоненте познания, переходу вопросов для новых решений в новые периоды научного развития и их переадресованию в последующие.

И уже для самого себя отнюдь не вслух я отметил первостепенное значение этой переадресовки и смены вопросов для машины времени и для расписания поездок, для дорожного путеводителя во времени, для понимания тех реплик, которые путешественник во времени собирает в качестве дорожных сувениров.

Лютеция

Я снова в Париже. Это третье, сравнительно длительное пребывание. Первое — во время Великой французской революции, растянутое на годы в посвященных мне романах Дюма [45], но в действительности продолжавшееся несколько месяцев. Второе — в средине 40-х годов XIX века уже под другим, но также вымышленным именем. Сейчас третье — под моим настоящим именем, не на машине времени, а на самолете. Машина времени находится в гараже близ бульвара Сен-Мишель. Я ею не часто пользуюсь. Память все время переносит меня назад, ко временам, когда я бродил с Генрихом Гейне по улицам и переулкам Латинского квартала и по набережным левого берега и Ситэ. Сейчас я снова хожу по этим местам, и образ Гейне сопровождает меня. Но, по-видимому, сегодня я перелечу в 1844 год на машине времени.