Путешествие Черного Жака

Король Фольгест чем-то насолил рыжеволосой ведьме, будто бы он оказался недостаточно вежлив и даже приказал сжечь ее на костре… Разумеется, Габи удалось ускользнуть. А потом ведьмы украли старшего сына Фольгеста — наследного принца, юнца крайне самонадеянного и жестокого. Он развлекался тем, что ловил крестьянских детишек в округе королевского замка и устраивал на них псовую охоту с товарищами из высшего света. Юного отпрыска насадили на самый высокий шпиль башни, откуда снять его не представлялось возможным. Причем проделано все это было с таким мастерством, что шпиль вошел ему точно между ног, а вышел на макушке. Правую руку принца ведьмы закрепили горизонтально, сделав из нее своеобразный указующий перст. Поскольку шпиль был сделан в виде флюгера и труп принца все время разворачивало, то очень скоро сельские жители наловчились определять по его положению направление ветра.

Габи рассказывала, давясь от хохота, как Фольгест нанимал скалолазов в горах Киммерии, чтобы труп его двадцатитрехлетнего отпрыска был возвращен на грешную землю.

Вот такая смешная история…

Свое семилетие я справил грандиозно. Ведьмы приготовили праздничный ужин. Во главе стола возвышался белый торт с семью черными свечами. Лиловым кремом Селена вывела на нем: «Черному волчонку Жаку в день рождения». Я был необычайно польщен.

И все было, кажется, настолько замечательно и тепло, что представить себе лучший день рождения семилетнего малыша сложно. Вот только со свечами вышел легкий конфуз. Мне вздумалось пошутить, и я, вместо того чтобы задуть свечки, полыхнул в сторону торта огнем.

К тому времени мой организм уже достаточно трансформировался, чтобы я мог определиться со стихийной предначертанностью. Теперь и ведьмам суждено было узнать, что меня привлекал ОГОНЬ.

На сидящей по другую сторону стола Тересе мгновенно вспыхнуло ее праздничное платье, которое она по случаю дня рождения прикупила в окрестностях Танжера. Тереса в ужасе закричала, вскочила из-за стола и одним движением руки вызвала поток воды. Мокрые с ног до головы и весьма недовольные друг другом, мы сидели за облитым водопадом праздничным столом. Салаты плавали в грязноватой жиже, икра растеклась по белой скатерти, ее черные крупные зерна были повсюду, несколько блюд смыло под стол, куропатка выглядела, словно дохлая курица, и единственное, что все еще оставалось аппетитным, — поросенок с яблоками. За него я и ухватился.

Стряхивая с мокрых ладоней куски праздничного торта, Тереса проговорила сквозь зубы:

— Не будем портить шалуну праздник!

— Не будем, — согласилась Габи и вдруг дико захохотала: — а будем звать его теперь Жак Огненный.

— Не будем портить мне праздник, — выкрикнул я, не сумел сдержать смех и, размахивая поросенком, вскочил на стул.

Внезапно нас захватило веселье, от недовольства не осталось и следа… Некоторое время мы хохотали, а потом принялись за поросенка…

С каким упоением я вспоминаю сейчас эти благословенные времена и моих воспитательниц. Время не властно над нами, но порой вместе с ним в нашу жизнь приходит нечто, навсегда лишающее его значимости… Нечто темное и неправильное, нечто, что не должно происходить никогда и тем не менее происходит… И вот тогда уже совершенно не важно, прошли ли дни, месяцы, века, потому что утрачено главное — теплота отношений. Тереса, Габи и Селена…

Знали бы вы, уважаемые дамы и господа, что мне приходилось проделывать в детстве. По мнению ведьм, искусство самоусовершенствования заключалось в том, чтобы оказаться выше всех. Чтобы вы поняли, что я имею в виду, достаточно упомянуть хотя бы о том, что меня принуждали совершать пируэты на бревне, которое мои воспитательницы подвешивали в ста шагах над землей. Оттуда я мог разглядеть все окрестные земли. Я видел лес, который простирался на многие версты вокруг, видел спокойную широкую реку на востоке, которая медленно несла свои воды, а север был скрыт от моего пытливого взора горами.

Жители лесного поселения, куда я гораздо позже наведался и где украл лошадь, застывали в немом ужасе и показывали на меня пальцами. Впрочем, они были весьма бедными и темными людьми. Не знаю, что они себе воображали, когда видели мои упражнения, но с вилами и зажженными факелами ворваться в наше жилище они так и не отважились. Может быть, еще до моего появления они уже приобрели опыт общения с ведьмами и не желали его повторения, а может, я, кувыркающийся на бревне в ста шагах над землей, казался им посланцем богов.

Ведьмы покрикивали снизу, чтобы я не ленился и делал упражнения тщательнее.

А что было бы, если бы я, семи лет от роду, поскользнулся и полетел вниз?! Разбился бы, наверное, в лепешку… Должно быть, этот неинтересный вопрос моих зловещих нянек совершенно не занимал. Их интересовало только мое физическое развитие и всеобъемлющее образование. Просить у них милости было все равно что разговаривать с бронзовой статуей усопшего короля Георга. Габи и Тереса не обращали на мое нытье ровным счетом никакого внимания.