Дело в том, что существовавший Институт авиационной и космической медицины был военным, его бОльшая часть работала на авиацию, то есть у него была совершенно определенная специализация. И только очень малое число сотрудников совсем недавно начали работать на космос. Этой частью института, занимавшейся космическими медицинскими исследованиями, руководил Владимир Иванович Яздовский. Среди его сотрудников было несколько серьезных ученых, в том числе и будущий академик О.Г.Газенко.
К созданию нового института С.П.Королев привлек известного физиолога А.В.Лебединского, ученика Л.А.Орбели. В Ленинграде Андрей Владимирович был нашим соседом по дому, потом уехал в Москву, руководил Институтом биофизики, который занимался проблемами жизнеобеспечения, проблемами радиации... Когда встал вопрос об организации нового научного центра, то А.В.Лебединскому предложили его возглавить. Вместе с ним туда должны были перейти и многие специалисты, работавшие с ним прежде. Второй группой должны были стать ученые из военного института, где я тогда работал.
В первые месяцы 1964 года мы находились в тревожном и неопределенном состоянии - никто пока не знал, что нам предложат: переходить или остаться. Насильно никого не удерживали, но у сотрудников старшего поколения, имевших определенное положение и в силу возраста уже начинавших задумываться о будущей пенсии, были вполне понятные сомнения. Дело в том, что выходить на пенсию из военного учреждения было несомненно надежнее: "военные" и "гражданские" пенсии значительно отличались. Тогдашние "военные" пенсии были порой намного выше зарплат в гражданских учреждениях.
В один прекрасный день нас собрал наш руководитель Леонид Иванович Какурин и задал вопрос: "Что будем делать? Если останемся здесь, то исследования по гипокинезии придется прекратить - это не по профилю института. Перейдя в новый институт, мы можем там сохранить это направление нашей работы. Но тогда, возможно, придется снять погоны, а следовательно, и забыть о "военной" пенсии в будущем. Понимаю, что кое для кого этот вопрос непростой. Думайте и решайте сами. Но я должен знать, кто уходит со мной, а кто остается".
Конечно, я был среди тех, кто решил переходить вместе с Какуриным в новый, гражданский институт. Но через какое-то время ко мне подошел Леонид Иванович и сказал: "Юра, а тебя из института не отпускают. Сходи сам к Волынкину". Ничего не понимая, пошел на прием к Ювеналию Михайловичу. А он, видимо, расценив мой приход как следствие беспокойства за свою судьбу, стал меня успокаивать: "Ты не волнуйся, мы тебя оставляем". Это было как раз обратное тому, что я уже решил для себя. Тогда я заявил, что хочу перейти в новый институт. "Как?!" - Волынкин был даже как бы разочарован таким поворотом дела. Я стал объяснять Ювеналию Михайловичу, что очень увлечен своей научной работой, хочу не просто ее продолжить, а расширить, что мне все это очень нравится. "Решай сам, как знаешь. Насильно я тебя, конечно, задерживать не буду..."
Так, всей лабораторией, мы перешли на новое место работы, которое впоследствии стало называться Институтом медико-биологических проблем. Институт возглавил А.В.Лебединский, а В.И.Яздовский стал его заместителем. Организационный период для нас прошел без особых сложностей: мы продолжали свои эксперименты на базе Института кардиологии, то есть ничего менять в своей работе особенно не пришлось.
Той же весной было решено послать в космический полет врача-исследователя. Среди нескольких кандидатов был и Борис Егоров, работавший в соседней лаборатории и так же, как и я, перешедший в новый институт. Он интенсивно стал готовиться к полету, который состоялся в октябре 1964 года. Борис входил в состав экипажа многоместного космического корабля "Восход" вместе с командиром Владимиром Комаровым и инженером-исследователем Константином Феоктистовым. Они взлетели "при Хрущеве", а приземлились уже "при Брежневе" - за те несколько дней, что космонавты провели в полете, Никиту Сергеевича "по собственному желанию" отправили на пенсию по решению Политбюро ЦК КПСС...
Как и Борис, я работал младшим научным сотрудником, мы с ним даже оказались соседями по дому на Бережковской набережной. В нем построили квартиры артисты из "Березки", из ансамбля Игоря Моисеева, из консерватории, филармонии... С Борисом Егоровым мы не только были соседями, но и дружили. Оказалось, что даже наши дети - моя дочь и его сын - родились в один день и в один год.