В первый же день, когда я прилетел с "Востока", меня встретил начальник нашей 12-й САЭ (Советской антарктической экспедиции) В.И.Гербович: "Юра, пойдем ко мне. Там сейчас будет Трешников, и ты нам все расскажешь. Ты же первый, кто пока прилетел с "Востока"". Пошли вместе в кают-компанию Мирного, сидим, разговариваем. Вдруг у входа послышались веселые голоса, женский смех: несколько человек спускались вниз по лестнице. В комнату вошел большой, шумный, красивый человек и с ним какие-то женщины. И вот я, вместо того чтобы обратить внимание на знаменитого полярника А.Ф.Трешникова, воскликнул: "Ой, смотрите! Женщины!" Моя реакция была понятна всем - человек с "Востока", год не видел женщин живьем...
Я ответил на все вопросы Алексея Федоровича. Конечно, меня он до этого не знал, и я увидел его впервые, хотя много был наслышан об этом удивительном, мужественном человеке. А.Ф.Трешников был личностью незаурядной: не раз возглавлял полярные экспедиции в Арктике, руководил второй экспедицией в Антарктиде, был директором института, участвовал в составлении атласа Антарктики... В Мирном он находился в связи с тем, что должен был возглавить очередную, 13-ю САЭ. Много позже, когда я уже вел на телевидении "Клуб кинопутешествий", мы познакомились с ним поближе, и Алексей Федорович был на нашей передаче...
Тогда же в Мирном я познакомился с еще одним замечательным человеком Евгением Константиновичем Федоровым. Академик, полярник, участник знаменитой папанинской зимовки на "СП-1", он курировал в Академии наук СССР все работы, связанные с Арктикой и Антарктикой.
В то время, когда мы прилетели с "Востока" в Мирный, весь залив Правды был покрыт припайным льдом, и "Обь" остановилась далеко от собственно берега. С нее уже почти все перебрались на материк: и зимовщики, и те, кто прибыл для сезонных работ во время летних месяцев, - геологи, биологи... Я часто смотрел с берега на стоявшую километрах в десяти от Мирного "Обь" и думал: "Там совсем другая жизнь, другие люди". И мне очень хотелось побывать там, встретиться с новыми людьми.
И вот в один из вечеров (солнечных, так как было полярное лето) после ужина мы вышли с Володей Медведковым из кают-компании (она же столовая) и пошли к берегу. Я мечтательно начал:
- Хорошо бы махнуть на "Обь"...
- А как туда махнешь? Вот если бы был хоть какой-нибудь вездеходик... - Только Володя это сказал, как вдруг неподалеку от нас появляется вездеход - просто по заказу.
Выходит из кабины парень:
- Чего вы тут стоите?
- Да вот думаем, а не махнуть ли на "Обь".
- Да вы что!
Лед в заливе был хоть и припайный, но ездить по нему небезопасно. Бывали случаи, когда техника и люди проваливались и погибали. В Мирном неподалеку от причала, где обычно швартуются мотоботы, стоит громадный камень с бронзовой дощечкой - памятник трактористу Ивану Хмаре, погибшему со своей машиной у берега Антарктиды. У парня вездеход был хоть и небольшой, со снятыми дверцами (на случай, если на льду возникнет опасность и надо будет выпрыгнуть), но на гусеничном ходу. Мы же так поверили в возможность побывать на "Оби", что стали уговаривать водителя:
- Поехали, а? Ну чего тебе стоит?
- Чего поехали-то? Выпить-то нечего, с чем приедем?
- Как это нечего? - У нас еще сохранились два бидона со спиртом, который мы экономно использовали на "Востоке". В медпункте Мирного я тоже охранял их, держал чуть ли не под подушкой. Принесли один бидон - не являться же непрошеными гостями на судно, да еще и без подарка.
- Только вы никому не говорите, что я вас отвез, - попросил водитель вездехода. Да мы и сами были заинтересованы в том, чтобы наше отсутствие осталось незамеченным. Хотя с берега весь залив просматривается, мы все же доехали до "Оби" без осложнений.
Прибыли на судно бородатые, с бидоном спирта. Конечно, приняли нас хорошо - как же, "восточники" заявились. Нас встретило много людей из команды, в том числе и какие-то девчата, от вида которых мы уже отвыкли. К нашему "гостинцу" нашлась и приличная закуска. Устроились в твиндеке, посидели хорошо.
Но перед этим я расстался со своей шикарной бородой, которую отрастил на "Востоке": сначала я имел бороду шотландскую, потом подстригал ее под эспаньолку... Корабельная парикмахерша, предложившая нас подстричь (на станции мы стриглись сами и потому выглядели соответственно), была поначалу огорчена, когда я сказал ей: "Подстриги и побрей!" - "А не жалко такой бороды? Смотри, какая она у тебя хорошая. Будет чем похвастать дома". "Нет! Сбрей все!" И когда она меня побрила, я вдруг почувствовал такое облегчение - ничего не чешется, крошки не застревают, - что решил для себя: "Все! Больше бороду носить не буду. Никогда!"