Путешествие Ибн Фаттумы

— Я считал вас счастливыми людьми, а оказалось, что ваш народ раздирают скрытые противоречия, — огорченно заметил я.

— Выход — в еще большей свободе.

— Как можно считать нравственным отказ от договора об источниках воды?

— Вчера я был у мудреца Мархама, — серьезно начал он. — Он сказал мне, что освобождение человечества важнее внешней шелухи.

— Шелухи?! — вскричал я. — Необходимо принять принцип нравственности, иначе свет перевернется, и мы вернемся в каменный век.

Самия отозвалась со смехом:

— Мы все еще живем в каменном веке.

— Возьми, Кандиль, свою Родину, страну ислама, — сказал имам. — Что ты видишь? Султан — деспот, ведомый своими прихотями. Где принцип нравственности? Богословы поставили веру на службу его интересам. Где принцип нравственности? Народ думает только о своем желудке. Где принцип нравственности?

Я промолчал, потому что ком застрял в горле. Далекая цель вновь напомнила о себе, и я спросил:

— Война скоро начнется?

— Начнется, как только одна из сторон почувствует превосходство в силе или совсем впадет в отчаяние, — ответила Самия.

— Небось, думаешь о путешествии? — поинтересовалась теща.

Я улыбнулся:

— Сначала я должен убедиться, что с Самией все в порядке.

В наступившие зимние дни Самия родила первенца. И вместо того, чтобы готовиться к путешествию, я предался сладкой жизни, которая протекала в стенах дома и в лавке. Я увяз в Халябе — в любви, достатке, отцовстве, безумно красивых небесах и парках. Я и не мечтал о чем-то лучшем, лишь бы все оставалось, как есть. Со временем я стал отцом Мустафы, Хамеда и Хишама. Я отказывался признать за собой поражение, часто со стыдом повторяя про себя:

— Ох, Родина! Ох, страна Габаль!

Однажды я записывал в ювелирной лавке какие-то цифры в тетрадь учета, как вдруг увидел перед собой Арусу. Это был не сон и не мираж. Сама Аруса в короткой набедренной повязке, в расшитой жемчугом накидке — такие носят летом дамы высшего света. Она была уже немолода, больше не ходила обнаженной, но по-прежнему обладала неброской красотой. Чудесным образом она возникла ниоткуда. Аруса перебирала в руках коралловое ожерелье, а я, пораженный, смотрел на нее. Она бросила на меня взгляд, и глаза ее остановились на моем лице. Зрачки расширились и она забылась, как и я.

— Аруса! — взмолился я.

— Кандиль?! — удивленно ответила она.

Мы смотрели друг на друга, пока не пришли в себя и не спустились на землю. Я подошел к ней, и, не обращая внимания на недоумение моего компаньона, мы пожали друг другу руки.

— Как ты? — спросил я.

— Ничего, все хорошо.

— Живешь здесь, в Халябе?

— С тех пор как уехала из Хиры.

После колебаний я спросил у нее:

— Ты одна?

— Мой муж буддист. А как ты?

— У меня есть жена и дети.

— А я не родила ребенка.

— Желаю тебе счастья.

— Мой муж почтенный и набожный человек. Я приняла его религию.

— Когда ты вышла замуж?

— Два года назад.

— Я уж отчаялся найти тебя.

— Город большой.

— А как ты жила до замужества?

Она с отвращением махнула рукой и сказала:

— Это был год страданий и мучений.

Я пробормотал:

— Вот несчастье.

Она улыбнулась:

— Все будет хорошо. Скоро мы совершим путешествие в Аман, оттуда в Габаль, а потом направимся в Индию.

Я сказал с теплотой:

— Пусть Бог благословит тебя, где бы ты ни была.

Аруса протянула мне руку, и я пожал ее. Взяв свои покупки, она благополучно ушла. Я счел нужным объяснить произошедшее своему компаньону и вернулся к работе, еле сдерживая чувства, с глубокой убежденностью, что все кончено. Я признался Самии в том, что произошло, без уверток и эмоций. Но все же испытывал чувство вины за вспыхнувшее нежное чувство, раздиравшее мне грудь. Сердце отчаянно колотилось, пока из него не забили родники сожаления и горячие потоки прошлого не затопили его. Возможно, старая любовь всколыхнулась, чтобы возродиться, но слишком тяжелой и сильной оказалась реальность, чтобы в один миг быть унесенной порывом ветра. Однако скрытое, тревожное желание продолжить путешествие пробудилось и вырвалось вперед, с твердой непреклонной решимостью заглядывая в будущее. Я боялся, что брошусь немедленно осуществлять свое желание, и принял решение отложить его на год, чтобы подготовить семью к нему.

Так и случилось. Моя любимая жена дала свое согласие, не слишком охотно, но и не через силу. Я поручил шейху вести торговые дела до моего возвращения, выделив для поездки такую сумму динаров, которая обеспечила бы мне достойную жизнь. Я обещал вернуться в Халяб сразу после завершения путешествия, чтобы забрать жену и детей в страну ислама, издать там свои заметки, увидеть тех родственников, кто еще остался в живых, и снова вернуться в Халяб. Я горячо попрощался с Самией, Мустафой, Хамидом и Хишамом и оставил жену, в чреве которой билась новая жизнь.

Земля Аман

Караван двигался навстречу лету, прокладывая путь сквозь предрассветную темноту. Шейх аль— Сабки рассказывал мне о климате Амана:

— Зима там убийственная, осень жестокая, весна невыносимая, поэтому надо ехать летом.