Путешествие Иеро

Замирая от боли, священник снял распоротый кожаный башмак, полный крови, и осмотрел рану. Она оказалась чистой, но любой звериный укус нужно быстро обработать. Он сунул руку в седельную сумку, чувствуя, что волны мрака накатываются на пораженное болью сознание. Огни давно уже погасли, но свою роль они сыграли. Утренний свет залил полянку, запели проснувшиеся птицы, и их пение звучало насмешкой над вспышкой смертоносной схватки, предварившей утро. Пять мрачных безжизненных тел лежало на покрасневшей траве.

Наконец, Иеро достал медицинский прибор и нанес толстым слоем целебную мазь на длинную кровоточащую рану. Потом перевязал ее как можно туже. Может, стоило зашить рану, но сейчас он был просто не в состоянии сделать это. Потом он удостоверился, что сделал все, что мог, и проглотил таблетку люминогена. Усилитель мысленных способностей был также и наркотиком и Иеро погрузился в сон, чувствуя, как расслабляются его мускулы. Последней его мыслью было смутное беспокойство по поводу того, что кто-то или что-то может одержать верх над его бессознательным разумом. Далее он ничего не помнил.

3. КРЕСТ И ГЛАЗ

Иеро проснулся в сумерках. В лесу было по-вечернему тихо, над ним висела большая тополиная ветка, неподвижная в застывшем воздухе. Очевидно, он проспал весь день. Иеро увидел, что лежит он на мягкой куче тополиных листьев, и что второй его башмак также снят. Он инстинктивно потянулся через плечо к рукоятке мачете. Оно было на месте, что, впрочем, можно было понять по боли в спине.

Он сел, ощущая лишь легкое головокружение, и огляделся. Горм лежал в нескольких футах от него и посапывал. Прислушавшись, Иеро услышал хруст растений за излучиной вверх по ручью. Он послал призыв к лорсу и Клац тут же явился: с его толстых губ свисала зеленая ветка с листочками. Он наклонился и струйка холодной воды скатилась с лоснящейся шеи прямо на лицо Иеро.

– Убирайся прочь, мерзавец, а то еще утопишь меня! – выпалил его хозяин, в то же время мягко поглаживая сильными руками рогатую голову.

– Твои рожки твердеют, малыш, и очень хорошо, ведь если наше путешествие будет продолжаться так же, как началось, они нам очень пригодятся.

Перейдя от речи к мысленной связи, он приказал лорсу стоять неподвижно, а сам оперся о его ногу и попытался встать.

Иеро обнаружил, что может стоять без особого труда, но когда он попытался шагнуть, нога болезненно запульсировала. Однако, хоть и с трудом, он ухитрился расседлать Клаца и уложить в удобное место седельные сумки. Потом он отпустил лорса, но в то же время велел оставаться поблизости и быть настороже.

Затем Иеро сел и повернулся к Горму, также теперь сидевшему и смотревшему на него. Человек мягко коснулся носа медведя.

«Спасибо, Брат, – промыслил он дружелюбно. – Как ты смог сделать постель из веток? И почему снял мой ботинок?»

Это действительно больше всего удивило его. Он понимал, что медведь мог бы и сам сообразить соорудить ему постель: в конце концов они сами устраивают себе нечто подобное в берлогах, но как зверь мог сообразить, что нужно снять ботинок, чтобы нога отдохнула?

«Это все было в твоем мозгу, – раздался удивленный ответ. – Я заглянул туда, чтобы увидеть, что можно и нужно сделать. Твой разум не спал, – добавил Горм, – и все это можно было увидеть. Я смог увидеть немногое, но что увидел, сделал».

Иеро снова достал хирургический набор, чтобы тщательно обследовать рану, в то же время с восхищением раздумывая над тем, что сказал ему медведь. Невероятно, но, должно быть, это правда! Он, Иеро, сам знал, что нужно сделать, а медведь отыскал это знание в мозгу потерявшего сознание человека. Неспособный оказать хирургическую или просто первую помощь, Горм, тем не менее, сделал грубую, но удобную постель и ухитрился стащить с него башмак, чтобы Иеро смог лучше выспаться, Бродяга-священник решил вернуться к этому вопросу позже и занялся своими делами.

Дела эти были неприятными, но необходимыми. Вначале Иеро срезал пропитавшийся кровью изодранный эластичный чулок и повязку, которую сделал утром. Потом, приняв небольшую дозу люминогена и припомнив всевозможные способы блокирования нервной чувствительности, он сшил края длинной рваной раны кетгутом. Ему пришлось сделать четырнадцать стежков, потом он вновь продезинфицировал и перевязал рану. Затем он надел правый башмак, достал из сумки и надел на левую ногу чистый чулок и мокасин. Потом велел медведю взять окровавленные тряпки и зарыть их где-нибудь поглубже.

Тут он внезапно вспомнил еще кое о чем и огляделся. Кое-где на траве остались темные пятна, но тел напавших на них зверей не было.

На невысказанный вопрос ответил Горм.

«Большой рогатый и я закопали их. Их тела могли привлечь других охотников. Но пришли только маленькие. Их легко было разогнать».

Он послал мысленный образ шакалов, камышовых котов, лис и других мелких хищников.