Они обогнули заросли гигантского тростника и оказались перед открытым водным пространством. Невысокие холмики-островки торчали из воды. Оглядевшись вокруг, Иеро заметил неподалеку возвышенность, сплошь поросшую тростником; несколько пальм возносили над ней свои кроны. Он снова сел верхом, и Клоц с Гормом, покинув твердую поверхность древней дороги, зашлепали к холму через жидкую грязь.
С гулким чмокающим звуком Клоц вырвался из месива, которое было бы человеку по пояс. Иеро и Лучар быстро спешились. Они находились на прямоугольном островке, ярдов десяти в поперечнике, возвышающемся над морем грязи. На его твердой поверхности нашлось место для нескольких пальм; тростник и тонкие ветви кустарника поднимались до середины их стволов, образуя нечто вроде подлеска. Рассматривая на удивление ровные края островка, Иеро расседлал своего скакуна и начал обирать пиявок, присосавшихся к его огромному телу.
— Я уверен, что мы находимся на развалинах древнего здания, — заявил он, отрывая последнего паразита и швыряя его в болото. — Под нами его крыша, и Бог знает, как глубоко оно уходит вниз, в эту грязь. Эти старинные здания иногда имели высоту в несколько сотен футов.
Путники устроились под пальмами, предварительно укрывшись от вездесущих насекомых. Они страдали от жары, их тела и одежда были покрыты грязью, но все, что они могли сделать — терпеливо ждать вечера.
Лучи солнца, вскоре осветившие окружающий ландшафт, не улучшили их настроения — по крайней мере у двуногих путешественников. Что касается четвероногих, то Горм спал, уткнув нос в лапы, а Клоц похрустывал какими-то болотными растениями, медленно перемещаясь по периметру островка. Открывшийся перед людьми пейзаж производил тяжелое впечатление даже при ясном небе и теплом, ласковом солнце.
Внутреннее море осталось где-то позади. Насколько мог видеть глаз, вокруг простиралась вода — точнее, бурая и грязная жидкость, истекавшая из огромного болота. В дальней части лагуны возвышались руины гигантского древнего города, мертвого памятника исчезнувшего народа. Некоторые здания вздымались выше самых больших деревьев, их размеры потрясали воображение. Другие, почти полностью погруженные в грязь, представляли собой небольшие острова, поросшие буйной растительностью, подобные тому, на котором нашли приют путешественники. Разбитые и опаленные здания были страшным напоминанием о могуществе и жестокости человеческого разума. Чудовищной силы удар и беспощадный огонь разрушили город в незапамятные времена сильнее, чем пролетевшие над ним тысячелетия. Водные растения и огромные цветы лилий покрывали поверхность жуткой смеси вод Внутреннего моря и болотной грязи. Повсюду валялись бревна и стволы деревьев с обломанными ветвями, занесенные сюда штормами и весенним разливом.
В бурых стенах зданий кое-где темнели провалы окон. К изумлению путников, в некоторых поблескивали на солнце осколки старого стекла. С крыш зданий свисали листы ржавого железа. Было горько и страшно смотреть на этот мир смерти и развалин.
Вопли лягушек умолкли с восходом солнца, и насекомых, роящихся над поверхностью воды, стало значительно меньше. Кроме них и каких-то небольших серых птиц, стайки которых носились над крышами, других живых существ они не заметили. Однако большие пятна белого помета на стенах подсказывали Иеро, что сюда, вероятно, залетают птицы и гораздо больших размеров.
Священник исследовал ментальное поле в ближайших окрестностях, но не обнаружил ничего интересного. Жизнь кипела над поверхностью воды, но все эти бесчисленные создания были лишены разума, их существованием управляли только голод и страх.
Никогда раньше он не был в подобном месте. Даже в солнечный день здесь ощущалось присутствие страшного трагического прошлого.
Все утро священник и девушка наблюдали за зданиями и водой, но не увидели ничего нового. Прошел полдень, и солнце начало склоняться к западу. Раздались первые трели лягушек, и новые армии насекомых атаковали путников.
— Пора трогаться в путь, — сказал Иеро, разгоняя облако гнуса.
Они навьючили Клоца и сели верхом. Иеро решил держать курс примерно вдоль побережья, огибая заброшенный город. Клоц мог бы переплыть лагуну вместе с ними, но священник чувствовал, что вода между руинами зданий глубока и опасна. Кто знает, какие твари могли таиться под ее поверхностью?
Едва они тронулись с места, едва Горм опустил переднюю лапу в воду, как внезапно все вокруг замерло. Смолкло гудение насекомых и хор лягушек, и в наступившей тишине над поверхностью лагуны, над древними развалинами раздался звенящий, тоскливый вой. Пока они стояли, замерев от неожиданности, он повторился. «Аоуу, аоуу, аааоууу!» — рыдания, казалось, возникали ниоткуда в вечернем воздухе. Трижды прозвучал этот полный тоски вопль, затем воцарилось молчание.
Вскоре подала голос лягушка, за ней — другая. Наконец, весь оркестр болота зазвучал снова.
— Что это было? — прошептала Лучар.