Путешествие Иранон (СИ)

Направившись на голос друга, я старалась держаться рядом со стеной, то и дело касаясь ее кончиками пальцев. Выросшее не пойми откуда строение удивительным образом скрылось среди запущенного сада, но не потеряло своей привлекательности. Великолепные, резные узоры, обрамляющие верхний край кладки, складывались в многочисленные эпитеты кому-то. Не выдержав, я начала их зачитывать вслух.

— Белая богиня, всесияющая, благозвездная дева, дарящая свет, блестящая, бессонная, всезрящая…

— Ты чего там бормочешь?

— Кажется, это чей-то храм.

— Думаешь?

— Мне видится так, тут все имена про Селену.

— Едва ли кто-то поклоняется ущербной луне.

— Кто знает.

Достигнув прохода во внутренний двор, я огляделась в поисках подношения, но кроме яблок и сора ничего не нашла. Сорвав несколько плодов, я положила их в подол рубашки и смело прошла дальше, оказавшись на просторной площадке, вымощенной каменными плитами. Впереди, насколько хватало глаз, грудой мрамора лежали остатки храма с торчащими из них остовами древних стен, и, лишь хорошенько приглядевшись, среди мусора можно было угадать старые строения: жертвенник на возвышении, расположившийся у края утеса, неровный срез башни вдалеке и основное здание с залом, растекшееся булыжниками у ног. Сбоку от бывшего великолепия притулились хозяйственные постройки с еще торчащей из-за крыш печной трубой. Туда-то и направился Орай, с неуемным любопытством перелезая через завалы у входа и обследуя шкафы.

— Ты что надеешься там найти еду?

— Разве что о-очень старую!

— Фу.

— Я ищу камни, вдруг тут есть какие-то особенные.

— Лишь бы пожевать. Думаешь, мы первые, кто пришел сюда за всё время? Всё, что можно было вынести, уже унесли.

Подвязав подол рубахи так, чтобы яблоки случайно не выкатились, я направилась к остаткам зала, с интересом оглядывая поломанные барельефы, куски скамей, колонн и рассеченный пополам алтарь, где обычно собирались подношения.

— И как же мне… может…

Огладив холодный гладкий камень, я обошла алтарь, но не увидела возможности возложить свой скромный дар. Разломанная напополам плита утопала частично в полу, словно сплавившись с ним. Сделав пару шагов назад в попытке вновь осмотреть зал, я запнулась о что-то, едва не растянувшись на земле. Под ногами, словно одинокий посланник, лежала изумительной работы тонкая мраморная рука, чуть согнутая в локте.

— О!

Подобрав находку, я повертела ее и так, и сяк, отмечая тонкие линии на изящных и, казалось, таких живых пальчиках с аккуратными, едва выступающими ноготками. Примерившись, недолго думая, я вложила свою ладонь в часть бывшей статуи и с удивлением обнаружила, что держать ее так не просто легко, но и удобно, будто камень резали идеально под размер моей руки. Неизвестный скульптор оказался столь мастеровитым, что творение его было почти неотличимо от настоящей части тела, словно кто-то покрыл модель тончайшей скорлупой.

Покрутившись на месте и помотав головой, я попыталась найти остальное изваяние и спустя пару обходов зала заметила, что у чудом сохранившегося угла храма, рядом с разросшейся яблоней, стоит что-то еще. Подойдя ближе, я отодвинула ветви и с восторгом встретила взгляд белесой прекрасной богини на небольшом постаменте. Ласково улыбаясь, она склонила ко мне голову, словно ожидая вопроса или приветствия, а ее целая рука прижимала к груди лилию цвета перистых облаков.

— Ой… Простите, это, наверное, ваше? Я тут оставлю.

Неловко пожав каменную ладонь, я положила недостающий кусок на край постамента, отметив, что эта рука должна была чуть придерживать ткань платья, струящегося по точеным бедрам богини, как невесомая паутинка. Ладные, маленькие стопы, выглядывающие из-под подола, притягивали взгляд и были самую малость стерты. Видимо, неизвестные послушники часто прикасались к ним в своих молитвах.

— Я это… вы же не против?

Вытащив из импровизированной сумки яблоки, я положила их у ног Луны и, отряхнув рубашку, покопалась в карманах, не отыскав ничего, кроме пары сухих веточек полыни.

Уже лучше, чем ничего.

Покрутив их в пальцах, я вышла к свету и, поймав в ладонь солнечный луч, осторожно зажгла благовония, возложив их на пьедестал забытой богини. В воздух взвился горьковатый, но приятный запах, приятно контрастирующий с ароматом фруктов и едва доносившимся ветром с моря. Усевшись на пол и закрыв глаза, я попыталась припомнить хотя бы часть тех эпитетов, что видела у входа в храм.

— Белокурая богиня, всесияющая, дарящая свет, блестящая, бессонная, всезрящая…

— … В звездном уборе,

В радость тебе — тишина и счастье благого удела,

Прелестью блещешь, носящая рожки, ночи украшенье,

В пеплосе тонком ты кружишь, всемудрая звездная дева,

Ныне, блаженная, добрая в свете своем благозвездном,

В полном сиянье явись, храня неофитов, о дева…

Голос, продолживший читать стих за меня, был незнакомый, очень мягкий, вкрадчивый и приятный, такой, что открывать глаза не захотелось, чтобы ненароком не спугнуть неожиданного гостя. Едва не забывая дышать, я облизнула пересохшие губы и сжала в руках ткань шароваров. Любопытство стаей диких котов терзало меня изнутри.