Путешествие из Нойкукова в Новосибирск(Повесть)

После столь длительного похода Юрген прежде всего отправился в душ, с благодарностью подумав об отце, руками которого был сделан этот душ, но затем и о матери, доведшей отца до нужной кондиции. Все это заняло считанные секунды. Другая мысль — та, что закралась где-то на полпути в Карниц, разрослась и теперь резвилась у него в голове в свое удовольствие. «Чего там, старина Юрджи, ты парень что надо! — так она ему нашептывала. — Это мы сдюжим. Это нам ничего не стоит!» Юрген в ответ, правда, еще поскрипел немного и поохал: «Да как сказать, вот если бы…» и т. п., но только так, для виду, и с каждым разом все нерешительнее. Очень скоро он и сама мысль стали чем-то единым, неразрывным целым. Он стремительно соскочил с нижней ступени лестницы, ведущей во двор, на которой он сидел в майке и джинсах цвета какао, и даже напряг правый бицепс. Недурно! Хотя вообще-то он скорее сухопарый тип, идеальный стайер. Р-р-рогге! Неутомимый скороход с севера нашей республики. «Ничего подобного», — сказал он себе и тут же направился в оштукатуренный сарай за домом.

Позади каждого дома этого микрорайона стояла уменьшенная копия жилого здания, будто люди хотели содержать здесь своих домашних карликов. Внутри сарайчика пахло сеном и поджаренной на солнце пылью. Напротив двери у выбеленной стены стоял громадный, почти черный платяной шкаф, в котором вполне мог бы поместиться рысак средних размеров. Хранились в шкафу мелко наколотые дрова. Когда Юрген был маленьким, он все просил отдать ему шкаф, хотел устроить в нем пещеру, но сколько он себя помнил, там всегда лежали дрова, и никогда их количество не убывало. Родители так и не решались трогать неприкосновенный запас, а топили свежими, к тому же сырыми дровами, — странные они все-таки люди.

Юрген отпер шкаф, сдвинул шпингалет с левой половинки и распахнул ее до предела. Зеркало на внутренней стороне дверцы никогда не было хорошим, а сейчас делало ноги такими короткими, а голову такой длинной, что тебе невольно приходило в голову: а вдруг ты и в самом деле такой урод? К тому же оно кое-где потрескалось и было покрыто толстым слоем пыли. Дверца загораживала слабый свет верхней лампочки, и в зеркале предстало существо, очень похожее на героев книг Станислава Лема. Юрген прокричал «Му-м-м-му». Хорошо получилось! Сперва низко так, а под конец все выше и с завыванием… Затем он из дома для карликов пошел в человеческий дом и очень скоро вернулся с тяжелым торшером. Мать его очень любила. Торшер — это такая лампа, вокруг которой хорошо водить хоровод, если нет поблизости соответствующей старой липы. Ножка была из искусственного, но все равно зверски тяжелого мрамора, стойка — из крученого темно-коричневого дерева, будто из рога коварного единорога. Четырнадцатиугольный абажур из промасленной бумаги Юрген предусмотрительно оставил дома. Но затем он ввернул в торшер две двухсотсвечовые лампочки. Поставив сооружение рядом с зеркалом, он при помощи удлинителя соединил его с розеткой, но свет еще не включил. Нет, нет! Самая красота под конец — и никаких! Теперь он отправился к железному гаражу и довольно ловко открыл замок отмычкой — о существовании ее родители и не подозревали. Отмычки они вообще терпеть не могли. Даже при виде обыкновенной отвертки у них возникала мысль о грабителях и взломщиках.

Закутанный в несколько одеял мопед стоял прислоненный к левой стенке. Почему-то в доме Рогге о мопеде никогда не говорили, как в иных домах не говорят о неудачных детях. Случилось это в один прекрасный день. Во двор на этом самом мопеде въехала Евочка. Да, да, сестра Юргена, керамистка из Аренскога, в вылинявших джинсах, ковбойке, штормовке и разрисованном шлеме. Вдобавок ко всему на ней были сине-голубые кроссовки. Она прикатила с дальнего побережья — шесть часов пути! Мать несколько дней не могла успокоиться. Хлопнув в ладоши, как будто скомандовала: «Ручками мы хлоп-хлоп-хлоп!», она поскорее затащила Еву в дом, пока соседка не успела высунуть голову из окошка уборной. Мама и так больше всех пострадала от Евиного визита, потому что странной каталочке с мотором от швейной машинки, хитро приспособленным бачком и смешным багажником, прикрепленным над передним колесом, предстояло навсегда остаться здесь в Нойкукове, на берегу речки Дёбель. И не как-нибудь, а в качестве подарка от вполне модерновой дочки — маме, которую она решила модернизировать.

И уже не в первый раз! Во всех шкафах, во всех углах валялись подарки Евы. То миниатюрный электрический утюг, которому надлежало вытеснить старый чугунный, то зонтик, якобы открывавшийся нажатием кнопки, то словацкая поваренная книга, согласно указаниям которой жареную картошку следовало изготовлять в духовке, а то и массажный прибор с резиновыми пупырышками или крохотный будильник — вместо привычного звонка он как-то противно жужжал. Подобные новомодные предметы становились все дороже, так как потребность населения в художественно разрисованных кафельных плитках, светильниках или керамических рыбках — им в пасть гости стряхивали пепел — все возрастала.