Джойуинд нежно и умело соединила две раны и долго держала свою руку плотно прижатой к руке Маскалла. Он почувствовал, как через порез в тело вливается поток наслаждения. Прежние легкость и живость начали возвращаться к нему. Пять минут спустя между ним и Джойуинд началась дуэль доброты: он хотел остановиться, а она — продолжать. Наконец он одержал верх, но недостаточно быстро: Джойуинд побледнела и поникла.
Она взглянула на него серьезнее, чем прежде, словно странные глубины открылись ее глазам.
— Как тебя зовут?
— Маскалл.
— Откуда ты родом, Маскалл, с такой ужасной кровью?
— Из мира, который называется Земля… Очевидно, моя кровь не годится для твоего мира, Джойуинд, но этого следовало ожидать. Мне жаль, что я не остановил тебя.
— О, не говори так! Это было необходимо. Мы все должны помогать друг другу. И все же, прости меня, но я чувствую себя оскверненной.
— И неудивительно, ведь для девушки опасно принимать в свои жилы кровь чужака с чужой планеты. Если бы не моя слабость и испытанный шок, я никогда бы этого не допустил.
— Но я бы настояла. Ведь все мы братья и сестры. Почему ты явился сюда, Маскалл?
Он ощутил некоторое смущение.
— Сочтешь ли ты это глупым, если я отвечу, что сам не знаю? Я прилетел с теми двумя людьми. Быть может, причина в любопытстве или любви к приключениям.
— Быть может, — откликнулась Джойуинд. — Интересно… Очевидно, твои друзья — страшные люди. Зачем они прилетели?
— Это мне известно. Они прилетели вслед за Суртуром.
На ее лице отразилась тревога.
— Я не понимаю. По крайней мере один из них должен быть плохим человеком, однако если он следует за Суртуром — или Формирующим, как его здесь называют, — то не может быть по-настоящему плохим.
— Что ты знаешь о Суртуре? — удивленно спросил Маскалл.
Джойуинд помолчала, изучая его лицо. Мозг Маскалла беспокойно шевельнулся, словно его ощупывали извне.
— Понимаю… и не понимаю, — наконец произнесла она. — Это очень сложно. Твой Бог — ужасное Существо, бестелесное, враждебное, невидимое. Здесь мы такому Богу не поклоняемся. Скажи, хоть один человек когда-нибудь видел твоего Бога?
— Что это значит, Джойуинд? К чему обсуждать Бога?
— Я хочу знать.
— В древние времена, когда Земля была юной и величественной, вроде бы жили несколько святых людей, которые бедовали с Богом, но эти дни давно миновали.
— Наш мир еще юн, — сказала Джойуинд. — Формирующий ходит среди нас и говорит с нами. Он настоящий и энергичный, друг и любовник. Формирующий создал нас — и он любит свои создания.
— Ты с ним встречалась? — спросил Маскалл, едва веря своим ушам.
— Нет, я еще не совершила такого поступка, чтобы заслужить эту честь. Быть может, однажды мне выпадет шанс пожертвовать собой — и наградой станет встреча и беседа с Формирующим.
— Я определенно попал в другой мир. Но почему ты говоришь, что Формирующий и Суртур — одно лицо?
— Потому что так и есть. Мы, женщины, зовем его Формирующим, как и большинство мужчин, но некоторые зовут его Суртур.
Маскалл задумчиво прикусил ноготь.
— Ты когда-нибудь слышала про Кристалмена?
— Это тоже Формирующий. Понимаешь, у него много имен, что свидетельствует о том, как сильно он занимает наши мысли. Кристалмен — любовное имя.
— Странно, — заметил Маскалл. — Я прилетел сюда с совсем иным представлением о Кристалмене.
Джойуинд тряхнула волосами.
— В той рощице — его пустынное святилище. Давай помолимся там, а потом отправимся в Пулингдред. Это мой дом. Путь до него неблизкий, а мы должны попасть туда до Блодсомбра.
— И что такое этот Блодсомбр?
— На протяжении четырех часов в середине дня лучи Бранчспелла такие жаркие, что никто не может их вынести. Мы называем это Блодсомбром.
— Бранчспелл — это другое название Арктура?
Джойуинд отбросила серьезность и рассмеялась.
— Само собой, мы берем свои названия не у вас, Маскалл. Они не слишком поэтичны, зато естественны.
Она ласково взяла его за руку и повела к лесистым холмам. Пока они шли, солнце пробилось сквозь верхние слои тумана, и ужасный, опаляющий жар, словно из печи, обрушился на голову Маскалла. Он инстинктивно поднял глаза — и тут же опустил, успев заметить лишь раскаленный, искрящийся белый шар в три раза больше Солнца. На несколько минут Маскалл почти ослеп.
— Боже мой! — воскликнул он. — Если это раннее утро, очевидно, ты права насчет Блодсомбра. — Немного оправившись, он спросил: — Сколько здесь длится день, Джойуинд? — И вновь ощутил, как его мозг ощупывают.
— В это время года на каждый час вашего летнего светлого времени приходится два наших часа.
— Жар невероятен — и все же он не так тревожит меня, как я мог бы ожидать.
— В этом нет ничего необычного. Тому есть простое объяснение. В тебе присутствует доля моей крови, а во мне — твоей.
— Да, всякий раз, когда я это осознаю, мне… Скажи, Джойуинд, изменится ли моя кровь, если я пробуду здесь достаточно долго? Перестанет ли быть красной и густой и превратится ли в чистую, жидкую и светлую, как твоя?
— Почему нет? Если ты будешь жить так, как живем мы, то, конечно же, станешь таким, как мы.
— Ты имеешь в виду пищу и питье?
— Мы не едим пищу и пьем только воду.