Путешествие к Арктуру

— Пока я с тобой, Маскалл, я буду убеждать тебя идти вперед, а не назад.

— Рано ссориться, — заметил он с вымученной улыбкой. — Без сомнения, все разъяснится.

Салленбодэ принялась разбрасывать ногой снег.

— Во сне я приобщилась к еще одной мудрости, Корпанг.

— Поделись же со мной.

— Мужчины, живущие по законам и правилам, — паразиты. Другие тратят силу, чтобы извлечь эти законы из пустоты на свет дня, однако законопослушные люди живут припеваючи — сами они ничего не завоевали.

— Некоторым дано открывать, другим — сохранять и улучшать. Ты не можешь винить меня за то, что я желаю Маскаллу добра.

— Нет, но дитя не может стать поводырем грозы.

Они в ряд зашагали по гребню хребта, с Салленбодэ посередине.

Дорога плавно снижалась и была относительно ровной. Судя по всему, температура замерзания здесь была выше, чем на Земле: несколько дюймов снега, по которым они прошли, показались их босым ногам почти теплыми. Подошвы Маскалла к этому моменту напоминали толстую шкуру. Озаренный луной снег был ослепительно-зеленым. Косые, укороченные тени путников были четкими и красно-черными. Маскалл, который шел справа от Салленбодэ, все время глядел влево, на созвездие великолепных далеких вершин.

— Ты не можешь принадлежать этому миру, — сказала Салленбодэ. — Мужчин твоего сорта здесь не встретишь.

— Верно, я прилетел сюда с Земли.

— Она больше нашего мира?

— Думаю, меньше. Маленькая планетка, перенаселенная мужчинами и женщинами. С таким количеством людей только строгие законы могут спасти от хаоса, и потому законы там железные. Поскольку приключения невозможны без нарушения этих законов, дух приключений землянам больше не ведом. Повсюду безопасность, вульгарность и завершенность.

— Ненавидят ли там мужчины женщин, а женщины — мужчин?

— Нет, встречи полов приятны, хоть и постыдны. Они приносят столь острое удовольствие, что на сопутствующий стыд никто не обращает внимания. Ненависти нет, разве что между немногими эксцентричными личностями.

— Тот стыд, очевидно, является рудиментом нашей личстормской страсти. Но скажи, зачем ты явился сюда?

— Быть может, за новыми впечатлениями. Старые меня больше не интересуют.

— Сколько времени ты провел в этом мире?

— Кончается мой четвертый день здесь.

— Тогда расскажи, что ты видел и совершил за эти четыре дня. Ты ведь не сидел сложа руки.

— Меня постигли ужасные бедствия.

Он кратко изложил события, имевшие место с момента его первого пробуждения в алой пустыне. Салленбодэ слушала, прикрыв глаза, время от времени кивая головой. Лишь дважды она прервала его. Когда он описал смерть Тайдомин, Салленбодэ тихо произнесла:

— Никто из нас, женщин, по праву природы не должен уступать Тайдомин в жертвенности. За один этот поступок я почти люблю ее, хотя она причинила тебе зло.

А про Глимейл сказала:

— Этой девушкой с возвышенной душой я восхищаюсь больше других. Она слушала только свой внутренний голос. Кому из нас хватит силы так поступить?

Когда рассказ Маскалла подошел к концу, Салленбодэ заметила:

— Тебе не кажется странным, что женщины, которых ты встречал, были намного благородней мужчин?

— Я это признаю. Мы, мужчины, часто жертвуем собой, но лишь по весомой причине. Для вас, женщин, причина сойдет почти любая. Вы любите сам акт принесения себя в жертву — из-за вашего врожденного благородства.

Салленбодэ повернула голову и одарила Маскалла столь гордой и в то же время нежной улыбкой, что он умолк.

Некоторое время они шли в тишине, затем Маскалл сказал:

— Теперь ты понимаешь, что я за человек. Во мне много жестокости, еще больше слабости, почти нет жалости к другим… О, это было кровавое путешествие!

Салленбодэ положила ладонь ему на руку.

— Я бы справилась ничуть не лучше.

— Ничего хорошего о моих преступлениях не скажешь.

— Мне ты кажешься одиноким гигантом, который сам не знает, что ищет. Величайшим в мире… У тебя хотя бы нет повода искать женщин.

— Спасибо, Салленбодэ, — ответил он с озабоченной улыбкой.

— Людям следует остерегаться там, где проходит Маскалл. Ты сметаешь все со своего пути. Идешь, не глядя ни вправо, ни влево.

— Смотри, как бы тебя тоже не смело, — мрачно посоветовал Корпанг.

— Маскалл сделает со мной все, что пожелает, старикан! И что бы он ни сделал, я его поблагодарю… У тебя же вместо сердца мешок с пылью. Кто-то когда-то описал тебе любовь. Ты попросил, чтобы тебе ее описали. Ты слышал, что это мелкое, робкое, эгоистичное удовольствие. Ты заблуждаешься: любовь неистова, и насмешлива, и шутлива, и кровава… Откуда тебе знать.

— У эгоизма немало масок.

— Если женщина готова пожертвовать всем, что в этом эгоистичного?

— Только не обманывай себя. Действуй решительно, или судьба быстро настигнет вас обоих.

Салленбодэ посмотрела на него сквозь ресницы.

— Ты имеешь в виду смерть? Не только мою, но и его?

— Ты зашел слишком далеко, Корпанг, — сказал Маскалл, помрачнев. — Ты не судья наших судеб.

— Если тебе не нравится искренний совет, позволь мне уйти вперед.

Салленбодэ удержала его своими неторопливыми легкими пальцами.

— Я хочу, чтобы ты остался с нами.

— Зачем?