Путешествие к вратам мудрости

Впрочем, тем же вечером, в сумерках, отец подошел ко мне, когда я, отойдя на некоторое расстояние от лагеря, мочился у дерева, развернул меня вполоборота и с размаху врезал по лицу перчаткой. Я ошалел, не понимая, какое еще непотребство я совершил, меня качнуло, и тогда он опять ударил меня, и опять, пока я не растянулся на земле. Мой проступок, конечно же, заключался не в том, что я изувечил парня, а в том, что блевал на глазах у всех. Марвелу претило любое проявление слабости, и тем более сыновней, особенно когда это могло плохо отразиться на самом Марвеле.

– Я таки сделаю из тебя мужчину, – пообещал он, глядя, как я катаюсь по траве, стараясь не заплакать от боли. – Когда мы с этим покончим, когда изгоним римлян, ты больше не будешь отираться днями напролет в компании женщин, но под моим надзором станешь наконец мужчиной. Таким, как я.

Мы бились храбро, наша маленькая армия против целой когорты римских легионеров, поэтому на одного убитого римлянина приходилось пятеро наших павших, империи хватило считаных часов, чтобы усмирить нас. Более шести десятков наших мужчин порубили безжалостно, остальных заставили спуститься с горы в кандалах. На лодыжках мужчин позвякивали цепи, и тяжко было смотреть на эту вереницу побежденных жителей деревни, унижение высвечивалось на их лицах, а в глазах – ожидание смерти.

В разгар битвы я спрятался, следуя наказу старших, в дупле дерева и с болью и отчаянием наблюдал, как мужчин, рядом с которыми я провел почти месяц, рубят на куски. Когда же отловили последних повстанцев – группу, возглавляемую моим отцом, – к моему удивлению, их отвели обратно в деревню, вместо того чтобы убить на месте.

Караулила их горстка солдат в ожидании центуриона Приска, отвечавшего за сохранность каменных укреплений, возведенных вокруг Ретии[20]. В битве Приск не участвовал, полагая, видимо, что наши деревенские оборванцы, осмелившиеся на мятеж, не достойны его внимания. Не появился он и на следующий день взглянуть на закованных в кандалы мужчин, задремывавших от усталости, голодных, провонявших мочой, дерьмом и рвотой. Тела погибших собрали в кучу днем ранее и положили на кострище, разрешив женщинам, потерявшим мужей и сыновей, самим разжечь этот костер. Смрадный запах горящей плоти носился в воздухе, добавляя тошнотворного амбре нашему поражению, и всю ночь напролет не смолкали надрывный плач и горестные поминовения.

Передвигаясь украдкой, то и дело прячась и выжидая, в дом моего отца я пробрался под покровом ночи, никто меня не видел. Фабиола и Наура успокаивали своих детей, напуганных жутью происходящего и отвратительными запахами. Поэтому первой меня заметила Альба, когда я тихонько проскользнул в дверь и ввалился в комнату. Сестра закричала от радости, и тут же все домочадцы – моя мать, женщина, которую я привык называть моей тетей, близнецы и мой искалеченный двоюродный брат – бросились обнимать и целовать меня. Я как мог отвечал на их вопросы о том, что все-таки произошло, и они то ужасались («Что будет, если центурион наконец появится»), то вздыхали с облегчением – по крайней мере, мне удалось выжить.

На следующее утро всем жителям деревни приказали выйти на улицу встречать Приска, прибывшего на белом коне и в седле цвета бирюзы. По обе стороны от него ехали четверо его молодых приспешников с флагом Римской республики – золотой орел, распростерший крылья на фоне лавровой гирлянды, а под ним три буквы, СНР – Сенат населения римского, и добавлением чуть ниже: Сенат и народ Рима. Приск оказался огромным мужчиной, пугающе высоким и широким, с необычайно рыжей бородой. Я покосился на провонявших мужчин в кандалах, лежавших на земле, – какое может быть сравнение между ними с их землистой кожей и неказистым поношенным тряпьем, служившим им одеждой, и великолепием центуриона? Приск явно почувствовал это вопиющее неравенство, ибо он даже не слез с коня в знак уважения к нам, унизив пленников еще болезненнее тем, что остался в седле, обращаясь с речью к выжившим мужчинам, женщинам и детям Ретии.

– Гельвеция завоевана, – прокричал он, – и сколько же мы времени потратили на эти нудные мелкие разборки! Многие из ваших соседей умерли вчера, еще больше людей умрут сегодня. И так мы подадим весточку тем, кто вздумает не подчиниться императору Каракалле[21].

Он оглядел пленников, когда их силком поставили на ноги в одну длинную линию. По сигналу Приска четверо легионеров встали за спинами первой с краю группы мужчин, вынули мечи и держали их вертикально острием вверх так, чтобы лезвие было прижато к основанию шеи их подопечных. Женщины возопили, умоляя о пощаде, но Приск жестом, подняв вверх ладонь полусогнутой руки, потребовал тишины. Когда, кроме приглушенных всхлипываний, все стихло, центурион обернулся к первому с краю солдату, покрутил ладонью с сомкнутыми пальцами и вытянул большой палец вверх. Солдат спрятал меч в ножны, сделал несколько шагов вдоль линии, остановился за спиной пятого мужчины и снова вынул меч, держа его точно так же, как и в первый раз.