Путешествие Хамфри Клинкера. Векфилъдский священник

Увидев этого человека и Дженкинсона, который его держал, мистер Торнхилл так и отпрянул в ужасе. Он побледнел, как преступник, пойманный с поличным, и сделал движение, чтобы уйти; но Дженкинсон остановил его.

– Что, хозяин, – воскликнул он, – или вы стыдитесь своих старинных приятелей, Дженкинсона и Бакстера? Ну, да вы, аристократы, так и норовите забыть старых друзей, а только мы вот не согласны вас забыть. Ваша честь, продолжал он, обращаясь к сэру Уильяму, – он признался во всем. Это и есть тот самый джентльмен, которого якобы так тяжело ранили, а он утверждает, что вся эта история – дело рук мистера Торнхилла, что этой вот господской одеждой снабдил его мистер Торнхилл и что он же дал карету. Они сговорились, чтобы Бакстер увез мисс Софью куда-нибудь в укромное местечко, там припугнул бы ее как следует, а между тем мистер Торнхилл явился бы туда как бы невзначай и принялся бы ее "спасать"; для вида он должен был скрестить шпаги с Бакстером, обратить его в бегство и таким образом предстал бы перед ней в привлекательной роли избавителя.

Тут сэр Уильям припомнил, что кафтан, в который был облачен арестованный, он, точно, не однажды видел на своем племяннике; остальные подробности подтвердил сам арестованный, обстоятельно рассказав обо всем и в заключение сообщив, что мистер Торнхилл неоднократно говорил ему о том, что влюблен в обеих сестер сразу.

– Господи! – воскликнул сэр Уильям. – Какую змею пригревал я все это время на своей груди! А ведь как он ратовал за правосудие! Ну, да он его получит сполна… Возьмите же его, господин тюремный надзиратель! Впрочем, стойте! Боюсь, что у меня нет юридических оснований, чтобы его задержать.

Тут мистер Торнхилл униженнейшим образом стал умолять дядю не слушать таких отъявленных негодяев, как эти двое, а допросить его собственных слуг.

– Ваши слуги! – воскликнул сэр Уильям. – Ничтожный человек! У вас нет более слуг; ну, да послушаем, что скажут эти люди, – позовите дворецкого!

Дворецкий вошел и, бросив взгляд на бывшего своего хозяина, сразу понял, что власть его кончена.

– Скажите, – сурово вопросил сэр Уильям, – доводилось ли вам когда видеть вашего хозяина в обществе вот этого малого, что вырядился в его платье?

– Осмелюсь доложить, ваша честь, – отвечал дворецкий, – тысячу раз; ведь это ж он ему всегда поставлял женщин.

– Как?! – воскликнул мистер Торнхилл. – Ты смеешь говорить это мне в глаза?

– Смею, – отвечал дворецкий, – и вам и кому угодно. Сказать по правде, молодой человек, никогда-то у меня душа к вам: не лежала, и я не прочь наконец высказать все, что у меня накипело.

– Ну, а теперь, – воскликнул Дженкинсон, – расскажите его чести все, что вы знаете обо мне.

– Хорошего мало, – отвечал дворецкий, – в тот вечер, когда дочь этого джентльмена обманом была залучена к нам в дом, вы были с теми, кто ее привез.

– Прекрасно! – вскричал сэр Уильям. – Хорошего же выставили вы свидетеля своей невиновности! Позорнейший отпрыск рода людского! И вот с каким отребьем водишь ты компанию! Однако, – продолжал он допрос, – вы сказали, господин дворецкий, что этот человек и привез дочь доктора Примроза к вашему хозяину?

– Ах нет, ваша честь, – отвечал дворецкий, – ее привез сам хозяин, а этот человек доставил священника, который совершил над ними мнимый обряд венчания.

– Увы, это так, – вскричал Дженкинсон, – и я не стану отпираться; таково было данное мне поручение, которое я, к стыду своему, выполнил.

– Великий боже! – воскликнул баронет. – Всякое новое доказательство его злодейства повергает меня в трепет! Теперь я вижу, что только трусость, самодурство и жажда мести повинны в преследовании, которому он подвергал это несчастное семейство. Прошу вас, господин тюремный надзиратель, освободите этого молодого офицера, я беру его на поруки и позабочусь о том, чтобы представить все дело в правильном свете перед судьей, направившим его в тюрьму, – кстати, мы с ним приятели. Но где же бедная жертва этого негодяя? Пусть явится и она сюда и обличит его. Я желаю знать, какие уловки употребил он на то, чтобы соблазнить ее. Попросите же ее сюда. Да где она?

– Увы, сударь, – отвечал я. – Ваш вопрос ранит меня в самое сердце. Да, некогда была у меня дочь, отрада моей жизни, однако несчастья…