Перед бездной отчаяния многих тысяч крестьян, лишившихся крова и своего надела, превратившихся в батраков, рабов на фабриках и угольных копях, в бездомных нищих, которых наказывали за бродяжничество и гноили в тюрьмах и работных домах, нравственная проповедь английского романа теряла всякий смысл. Философские теории просветителей были недоступны и чужды английскому простонародью, а столь почитаемый ими Разум был скомпрометирован повседневной практикой. Оказалось, что человек, руководствующийся разумом, совсем не обязательно ведет себя при этом нравственно — ведь можно быть умным негодяем. В повседневной жизни разум был вытеснен расчетливостью, практицизмом, мещанским здравым смыслом, а окружающий социальный хаос, вызванный промышленным переворотом, с трудом поддавался разумному объяснению. Не случайно именно на эти годы приходится широкое распространение методизма — религиозной секты, ставившей своей целью возрождение религиозного чувства и отказ от мирских радостей. Проповеди Уайтфилда, упоминаемого на страницах «Хамфри Клинкера», собирали среди пустошей Уэльса или в лондонских трущобах тысячные толпы бедняков, мастеровых и рудокопов, вчерашних крестьян, и доводили их подчас до исступления. Было бы ошибкой видеть в этом религиозном обращении только отсталость и невежество английского простонародья. Ведь и в революцию XVII века английские крестьяне шли с религиозными лозунгами, за веру праведную, веру равных членов религиозной общины — против веры неправедной, санкционирующей феодальный гнет.
Без всего вышесказанного была бы, пожалуй, непонятна причина иной, чем у других просветителей, эмоциональной тональности обоих романов, подчас элегической у Смоллета и драматической у Голдсмита, был бы непонятен страдальческий пафос тюремной проповеди Примроза с ее размышлениями о философии и вере или увлечение методизмом Клинкера. Наконец, многое в обоих романах можно понять, лишь приняв во внимание некоторые обстоятельства жизни их авторов. Оба они — писатели-разночинцы: Голдсмит — пятый ребенок в многодетной семье сельского священника, едва сводившей концы с концами; Смоллет, хотя и дворянин родом, с детства узнал нищету, живя с овдовевшей матерью, оставленной родственниками отца без средств к существованию. Оба — бедняки, выучившиеся, как говорится, на медные гроши: Смоллету после сельской школы рано пришлось заботиться о пропитании — он поступил учеником к аптекарю и посещал при этом лекции медицинского факультета в Глазго; Голдсмит окончил, правда, колледж святой Троицы в Дублине, но не мог платить за обучение и потому принужден был прислуживать богатым студентам за столом и убирать их комнаты.
Оба прежде, чем окончательно избрать профессию литератора, прошли суровую школу жизненных испытаний и невзгод. Смоллет двадцати лет определился помощником хирурга на военный корабль, отправлявшийся в составе английского флота к берегам далекой Вест-Индии. Эта экспедиция против испанцев, окончившаяся для англичан весьма плачевно, на многое открыла глаза будущему писателю. Ужасающие условия на кораблях, бесчеловечное обращение с матросами, бездарность командования — впечатления эти навсегда врезались в сознание писателя, не раз возвращался он впоследствии к этим событиям в своих книгах. Он понял, какой ценой куплено могущество Британии на морях и приобретены ее колонии. Отныне он воспринимал английскую действительность сквозь призму того, что открылось ему в этом бесславном походе.
Немало испытал и повидал и Оливер Голдсмит, прежде чем взяться за перо. На последние гроши, собранные родственниками, он едет в Эдинбург изучать медицину, откуда перебирается вскоре в Голландию, в Лейденский университет, но, не проучившись и года, отправляется пешком в странствия по Европе. Его путь лежал через Нидерланды, Германию, Францию, Швейцарию и Италию; он сравнивал нравы разных народов (это был тогда любимый предмет просветительской литературы), размышлял, забавлял крестьян игрой на флейте, ел, что подадут, и спал, где придется. Он называл себя «странствующим философом» и не задумывался о завтрашнем дне. Задуматься пришлось по возвращении в Лондон в 1756 году, где он перепробовал с десяток профессий: был учителем в частной школе, корректором в типографии известного писателя и издателя Ричардсона, лечил бедняков в нищих городских предместьях, был недолгое время странствующим актером, пока судьба не привела его на Граб-стрит, где размещались издательские фирмы и ютилась голодная и завистливая писательская братия, пробавлявшаяся литературной поденщиной. Таковы были их университеты.