Путешествие Хамфри Клинкера

Лидди была закупорена в пансионе, который оказался столь же плохим учебным заведением для девушек, как и монастырь, — хуже ничего нельзя было придумать! — и там она стала так же легко, как трут, воспламеняться. И вот, отправившись как-то в праздник на театральное представление — черт возьми, стыдно вам говорить! — она влюбилась в одного из актеров, красивого молодого парня по фамилии Уилсон. Негодяи скоро заметил, какое произвел на нее впечатление, и ухитрился встретиться с ней в одном доме, куда она приглашена была со своей воспитательницей на чай. И у них началась переписка, которую они вели через одну шельму — шляпницу, мастерившую капоры для воспитанниц пансиона.

Когда мы приехали в Глостер и Лидди переселилась на квартиру к тетке, Уилсон подкупил служанку, чтобы та передала Лидди письмо. Но Джерри завоевал такое доверие у служанки (каким путем — ему лучше знать!), что та передала письмо ему, и, таким образом, тайна обнаружилась. Не сказав мне ни слова, горячий мальчишка немедля разыскал Уилсона и, кажется, обошелся с ним довольно грубо. Театральный герой зашел слишком далеко в своем романическом приключении, чтобы снести такое обхождение, ответил белыми стихами, а засим последовал вызов. Они условились встретиться на следующий день поутру и порешить спор шпагой и, пистолетом.

Я ровно ничего об этом не ведал, покуда у моей постели не появился утром мистер Морлей, который выразил опасение, не отправился ли мой племянник драться на поединке, ибо накануне вечером между ним и Уилсоном, на квартире последнего, произошел подслушанный Морлеем горячий спор, после чего они отправились в лавку по соседству купить пороху и пуль. Я тотчас же вскочил с постели и убедился, что племянник и самом деле ушел. Засим я попросил Морлея разбудить мэра, дабы тот мог вмешаться в это дело как судья, а сам заковылял вдогонку за молодым сквайром, которого увидел вдалеке; он быстрыми шагами направлялся к городским воротам.

Несмотря на все мои усилия, я доковылял до места поединка только тогда, когда дуэлянты заняли свои места и насыпали порох на затравку своих пистолетов. По счастью, какой-то старый дом скрывал меня от их глаз, так что я на них обрушился, прежде чем они успели меня заметить.

Оба они растерялись и пустились было наутек в разные стороны. Но тут подоспел с констеблями Морлей, арестовал Уилсона, а Джерри покорно последовал за ним к дому мэра. Я ровно ничего не знал о том, что же произошло накануне, а дуэлянты хранили полное молчание. Мэр заявил, что со стороны Уплсона, странствующего комедианта, было весьма самонадеянно доводить дело до крайности в споре с джентльменом богатым и хорошего рода, и пригрозил засадить его в тюрьму по закону о бродягах. Но парень весьма горячился, заявляя, что он джентльмен и с ним надлежит обходиться как с таковым, а от дальнейших объяснений отказался. Послали за хозяином труппы, расспросили его об Уилсоне, и он сказал, что парень поступил в труппу в Бирмингеме с полгода назад, но жалованья никогда не брал, отличался хорошим поведением, заслужил уважение всех знавших его, и его, как комедианта, публика весьма ценила. Мне пришло в голову, что он беглый ученик какого-нибудь лондонского ремесленника или купца.

Хозяин труппы предложил внести за него поручительство на любую сумму, если он даст честное слово вести себя, как полагается. Но юный джентльмен хорохорился и не желал брать на себя никаких обязательств. С другой стороны, и Джерри проявлял такое же упрямство, покуда наконец мэр не объявил, что, если они оба не обязуются прекратить ссору, он незамедлительно заключит Уилсона в тюрьму и приговорит к тяжелым работам за бродяжничество. Признаюсь, мне очень поправилось поведение Джерри. Он заявил, что не желает, чтобы Уилсона подвергали такому позору, и дает честное слово больше ничего не предпринимать, пока находится в Глостере. Уилсон поблагодарил его за такое великодушное поведение и был отпущен.

Возвращаясь вместе со мной домой, племянник рассказал, в чем было дело, и, признаюсь, я взбесился. Лидди была призвана к ответу и под градом упреков, которыми осыпала ее эта дикая кошка — моя сестра Табби, поначалу лишилась чувств, потом разразилась потоком слез и наконец призналась в переписке, после чего отдала три письма, полученные от ее обожателя. Последнее письмо, перехваченное Джерри, я при сем прилагаю, а когда вы его прочтете, мне кажется, вас не удивит, что сей сочинитель столь успешно завоевал сердце простодушной девицы, ровно ничего не ведающей о людях.

Я решил, что надо безотлагательно прервать столь опасные отношения и на следующий день увезти ее в Бристоль. Но бедняжку так устрашили и напугали наши упреки и угрозы, что на четвертый день нашего пребывания в Клифтоне она захворала, и в течение целой недели мы опасались за ее жизнь. Только вчера доктор Ригг объявил, что опасность миновала. Вы и представить себе не можете, как я мучился — отчасти из-за нескромного поступка этого бедного ребенка, но куда больше из боязни потерять ее навсегда!