Путешествие королевны

- За разбой, учиненный в Храме.

Хель подскочила.

Саент ухмыльнулся.

- Я их затолкал в отстойник. По нарушению указа о сборищах. О храмовниках дознание ведется.

- Если что - сразу ко мне. И глашатаев на все перекрестки. Пусть не рядятся невинными.

- Сделано.

Саент посмотрел на нее с любовью. Всю бы кровь отдал по капле, чтобы с девочкой не случилось худого. И так сколько пережила... Ну, время покажет.

Как же им не хватало этого времени!

- От Антонии хартия. И Райнара.

Хель улыбнулась, вспоминая корявые строчки сына. Скучает, любит. Счастье, нет малыша в этой заверти.

- Спасибо, Саент.

- Не за что, Хель.

Они переглянулись, улыбнувшись друг другу.

Весть о морне застала Мэя на охоте. Бледный, как крашенина, гонец бухнулся в ноги владетельного бургомистра, с трудом выталкивая из горла слова. Мэй побледнел не меньше гонца и погнал лошадь в город. Когда ее уводили от крыльца, лошадь хромала и с губ падала кровавая пена.

Следующие три часа ратуша и общинные амбары напоминали свепет с забравшимся внутрь медведем. Заполошно гремели колокола. Гонцы на свежи конях помчались дальше, на Эрнар и Резну, а на Хатан потянулся обоз с мясом и зерном в окружении дюжей ландейлской гвардии. Мэй с небольшой свитой вырвался вперед. Каждый из всадников вел с собой двух поводных коней. Ехали без остановки днем и ночью, еще с ними мчалась половина ландейлских лекарей.

Что могли сделать они - усыпить больного, облегчить страдания... а верного лекарства от морны не было. Только время.

В храмах молились Милосердной.

Блаженные на папертях кричали о ведьмовстве Хозяйки.

О разбое в Храме.

В подвалах Ратуши пытали храмовников.

На улицах горели костры.

Вилась пыль.

Время жатвы, время предосенних торгов.

Плакали женщины, и набат заглушал их плач.

Конники мчались в дорожной пыли, блестели подковы.

Хатан был подобен перебродившему вину, готовому выбить днище у бочки. Недоставало малого.

Гэльда с войском не впустили в Хатан, и он стоял под стенами. Как в осаду.

А как же рвались за стены жители!

Пехотинцы Гэльда поймали уже семерых. Пропусти - и на Двуречье ляжет серое крыло.

Гэльд получил три коротких письма от Хели. Потом послания иссякли.

- Пи-ить...

Матэ угадал по губам. Поднес долбленку. Вода полилась с краешка губ на подбородок. Шея слабо дернулась.

- Хе-ель... Боль-но...

Мальчик умирал, и Матэ ничего не мог для него сделать. Веки восковой бледности, серый узор на щеках. В коротком стоне выдал он свою тайну, и Матэ хотелось заплакать. От морны не было лекарства. По крайней мере, он не знал.

Паренек-мечник опять прошептал что-то, и Матэ склонился ниже, вслушиваясь в невнятный звук.

- Милый мальчик, как ты весел,

Как светла твоя улыбка...

Имрир подавился стоном. Матэ придержал его голову.

- Ты не знаешь, ты не веришь,

что такое эта скрипка,

что такое древний ужас

зачинателя игры...

Воин дослушал до конца, и мороз пробежал по коже. Он думал, что последнее усилие исчерпает мальчика, и тот отойдет, но тот вдруг задышал ровно и спокойно. Заснул.

Путешествие королевича.

ВОЛЧОНОК.

Малыш сидел на берегу. Хватал рукою одуванчики. А дальше было только море.

Имрир очнулся от слабости. И еще оттого, что незнакомый рыжебородый парень, наклонив долбленку, вливал воду по капле в его пересохший рот. Имрир стал жадно глотать, захлебнулся, закашлялся - и окончательно пришел в себя. Он увидел рыжее поле, тяжелое брюхо нависающих туч, двух лошадей, привязанных к ракитнику. По верхушкам кустов пробежался ветер.

Имрир хрипло застонал, этот стон, похожий на скрип снега, испугал его самого, и улыбка на физиономии рыжебородого незнакомца показалась кощунственной.

- Ты... кто? - спросил Имрир.

Парень почесал бороду:

- Никак Милосердная мозги отняла, посылая исцеление. Матэ я.

- А дальше?

Слова Имрира, казалось, еще больше позабавили парня.

- Тебе что, и титул? Так нынче титулов нет.

И, словно сочувствуя отраженному в глазах Имрира недоверию:

- Матэ я, сын Хамдира, пятый брат Гэльда, барона Эрнарского.

Имрир отшатнулся. То есть, ему показалось, что отшатнулся, а сам он так и продолжал беспомощно лежать на подстилке из сухого камыша.

Матэ разогнулся:

- Волка байками не кормят. Я тут перепелку поймал.

Мясной сок лился в губы юноши, обжигая, но разнося по жилам свежую силу. Он угрюмо посмотрел на Матэ и спросил:

- А как я здесь оказался?

Матэ с хрустом разгрыз косточку, облизал пальцы, ответил:

- Морной тебя прихватило. А то бы мы во-он где были!..

Липкие пальцы холода пробежали по телу Имрира.

- А где... были бы?.. - слова давались тяжело, но ему нужно было расспросить этого врага.

- Где были бы? Свет велик. А тебе лучше быть везде, чем в Хатане. Хотя... сейчас там, верно, не до тебя.

Он сжал рукоять меча и отбросил, выдавая внутреннее напряжение.

- Неужто так и не помнишь?

Имрир постарался как можно достовернее покачать головой.

- Ты убил одного из слуг Предка. И Хель... Верховная отправила тебя от беды.

Сын Торлора снова, как наяву, увидел последнее, что помнил: ненавистное лицо и град разлетающихся алых осколков. И очнулся сейчас. Зима была, а сейчас лето, и он ничего не помнит. А может быть, он спит?!