Путешествие на берег Маклая

Забрел утром довольно далеко. Вышел из леса по тропинке; она привела меня к забору, за которым я увидал головы нескольких знакомых жителей Горенду. Между ними были и женщины; они работали, сняв лишнюю одежду: вместо длинных фартуков из бахромы спереди и сзади, на них, как и на мужчинах, был надет только пояс, но гораздо более узкий, чем у последних; перевязь его проходила между ногами. Как только я показался, они не замедлили скрыться за группами сахарного тростника и не показывались, пока я был на плантации.

Плантация была недавнего происхождения. Забор в рост человека, совсем новый, был сделан весьма прочно. Он состоял из очень близко одна к другой воткнутых в землю палок, собственно стволов сахарного тростника: они были посажены в два ряда, отстоящие друг от друга на 20 см. Этот промежуток был наполнен обрубками стволов, сучьев, кусками расколотого дерева; а затем очень часто тростники, приходившиеся один против другого, были связаны и придерживали всю эту массу хвороста.

Главным образом, придавало забору крепость то обстоятельство, что в непродолжительном времени после его насаждения тростник пускал корни и начинал расти и с каждым месяцем и годом становился все крепче. Калитка или ворота заменялись вырезом в заборе, так что приходилось переступать порог фута в 2 высотой. Это – мера предосторожности против диких свиней, которые могли бы забраться на плантацию.

Несколько перекрещивающихся дорожек разделяло большое огороженное пространство на участки, на которых возвышались очень аккуратно расположенные, довольно высокие полукруглые клумбы. Они имели около 75 см в диаметре; земля, из которой они состояли, была очень тщательно измельчена. В каждой клумбе были посажены различные растения, как то: сладкий картофель, сахарный тростник, табак и много другой зелени, мне неизвестной. Замечательно хорошая обработка земли заставила меня обратить внимание на орудия, служащие для этой цели; но, кроме простых длинных кольев и узких коротких лопаток, я ничего не мог найти.

У забора дымился небольшой костер, который, главным образом, служил туземцам для закуривания сигар. До сих пор я не мог открыть у папуасов никакого способа добывать огонь и всегда видел, что они носят его с собою и, придя на место, раскладывают небольшой костер для того, чтобы огонь не потух. Вечером я узнал от Туя много слов, но не мог добиться слова «говорить». Туй, кажется, начинает очень интересоваться географией; он повторял за мной имена частей света и стран, которые я ему показывал на карте. Но очень вероятно, что он считает Россию немного больше Бонгу или Били-Били.

12 февраля

Сегодня был счастливый день для меня. Добыл 6 хорошо сохранившихся, цельных черепов папуасов, и вот каким образом. Узнав случайно, что в Гумбу много черепов, я отправился туда и приступил сейчас же к рисованию телумов, что, однако, оказалось неудобным по случаю темноты в хижине. В других, однако же, тоже нашлись телумы, которые были вынесены на площадку, где я их и нарисовал, после чего, раскрыв связку с подарками – гвоздями, табаком и полосками красной материи, я объявил, что желаю «тамо-гате».

Послышались голоса, что черепов больше нет, что русские забрали все. Я остался при своем, настаивая, что они имеются, и показал еще раз на кусок табаку, три больших гвоздя и длинную полоску красного ситца; это была назначенная мною плата за каждый череп. Скоро принесли один череп, немного погодя два других, затем еще три.

С большим удовольствием раздал я туземцам обещанное да еще дал каждому, вместо одной, две полоски красной материи. Я связал добытые черепа, прикрепив их к палке, и, несмотря на массу муравьев, взвалил добычу на плечи. Я очень жалею, что ни к одному черепу не была дана мне нижняя челюсть, которую туземцы здесь хранят у себя и нелегко с нею расстаются. Она служит им памятью по умершим.[25]

14 февраля

Сегодня в первый раз Туй принес мне испеченное таро. Только что я расположился рисовать пятый череп, явились гости из дальней горной деревни. Ни физиономией, ни цветом кожи, ни украшениями они не отличаются от моих соседей. Когда я им показал их физиономии в зеркале, надо было видеть их глуповато изумленные и озадаченные лица.

Некоторые отворачивались, а потом снова осторожно заглядывали в зеркало, но под конец заморская штука им так понравилась, что они почти вырывали ее друг у друга из рук. Я выменял у одного из гостей футляр для хранения извести с весьма оригинальным орнаментом на несколько железных безделушек.

По их уходе Ульсон заметил, что из нашей кухни пропал нож и сказал, что он подозревает одного из приходивших жителей Горенду. Это первая кража, сделанная туземцами, и именно вследствие этого я не могу оставить ее без внимания и должен принять меры против повторения подобных оказий. Сегодня, однако, я не мог пойти в деревню для обличения вора.