Копить деньги – этого я никогда не умела, но зато я умела копить ожидания: вот почему я ждала до последнего дня, чтобы купить эти туфли. Надо думать, по той же причине я ждала еще десять минут и только потом попросила таксиста развернуться и ехать обратно в «Вавилон». В промедлении была своя прелесть. Удовольствие от предвкушения еще одного раза с Хуаном. Я представляла себе, как все будет. Фантазии и грезы – это особенное наслаждение. А ничто так не подстегивает фантазию, как реальность: если ты занимался любовью с тем-то и тем-то на самом деле, то представить, как ты занимаешься с ними любовью, будет значительно проще.
Пока я чуть ли не на ощупь поднималась по лестнице, спеша к Хуану (у меня так слезились глаза, что я почти ничего не видела), я подсчитала, что как раз в эти минуты там, дома в Англии, мои родители и сестра уже должны были выехать из дома в аэропорт, чтобы устроить мне большую семейную встречу. Наверное, сейчас стоят где-нибудь в пробке, продвигаясь по дюйму за раз. От этой мысли мне стало немного стыдно. Разозлить Джулию – тут я всегда пожалуйста, потому что на этом и строятся отношения между сестрами. Если бы Джулия собралась ехать в аэропорт сама, это было бы даже прикольно. Но рассердить папу с мамой – это уже совершенно другое дело.
У меня замечательные родители. У нас прекрасные отношения. Я очень долго этого не понимала, но потом поняла, что такое бывает нечасто. Во-первых, у меня были родители – а не кто-то один из родителей и второй, который так, проходил мимо. Во-вторых, меня никогда не заставляли делать то, что мне не нравится. Родители не требовали от меня, чтобы я добивалась того, чего не сумели добиться они. Мне никогда не было за них стыдно. Мать не бродила по дому с початой бутылкой джина. Отец не выходил к моим гостям с членом, вываленным из штанов. Папа с мамой любили меня и заботились обо мне, и, сколько я себя помню, мы даже редко ругались по поводу дисциплины. У нас была ненормальная семья.
Однажды на Рождество, когда мы с моим тогдашним бойфрендом приехали в гости к моим родителям и остались там ночевать, у нас угнали машину. С подъездной дорожки у дома. А в машине были все наши подарки. И машина, и подарки были не то чтобы очень уж дорогими – просто было обидно. На следующий день мой отец объездил всю округу в надежде найти машину. Разумеется, он ее не нашел. Папа поехал искать нашу машину не потому, что разозлился на угонщиков и считал их поимку делом своей мужской чести, и вовсе не из фанатичной приверженности к законности и порядку – просто он видел, что его дочка расстроилась из-за подарков, и хотел их вернуть.
Это прекрасно, когда у тебя добрые, любящие родители, и в семье у вас все хорошо и культурно, но тут есть один большой минус: ты совершенно неподготовлен к тому, чтобы выйти в большой мир. Где всем заправляет непробиваемый эгоизм.
– Так быстро вернулась? – спросил Хуан. Перед глазами все расплывалось, но я видела, что он не один. Его промежность скрывалась под растрепавшимися волосами Констанс; она обрабатывала его ртом вдохновенно и очень усердно, чтобы принимающая сторона ни на секунду не отвлекалась от происходящего, и при этом вид у нее был ужасно самодовольный, как будто она считала себя единственной женщиной в мире, которая это умеет. Да уж, Хуану когда-нибудь точно придется потратиться на большую палку, чтобы отбиваться от женщин.
– Ты плакала, – сказал он. Мог бы и не говорить. Все было вполне очевидно и так. Выглядела я ужасно: веки распухли, как два спелых персика, налитых соком, глаза покраснели. В обычных обстоятельствах я бы давно уже пряталась в темной комнате с мешком на голове, но сейчас у меня был разгар сезона половой охоты.
– Это самое лучшее, что есть на свете, да? – простонала Констанс, на миг оторвавшись от своего благостного труда. Это был не вопрос. Но она получила ответ, которого не ждала и который ее не обрадовал.
– Нет, – без колебаний ответил Хуан. – Самое лучшее, что есть на свете, это пойти погулять с друзьями.
Констанс в ярости вылетела за дверь, а я заняла ее место. Никакой женщине не понравится, когда ей явно дают понять, что пятизвездочная фелляция с претензией на роскошный разврат в ее исполнении не представляет собой ничего особенного. Каждому хочется быть и слыть мастером в сексе. Никто особенно не напрягается, если у него что-то не получается в чем-то другом. Многие даже способны шутить насчет своих неудач и провалов на кухне, на танцплощадке, на экзаменах и на работе. Но никто никогда не скажет: «Ты меня лучше к себе не зови. Оно того не стоит».