Путешествие на край ночи

Часам к пяти дня военные с ворчанием собирались за аперитивами, которые подорожали как раз перед моим приездом. Делегация потребителей собиралась отправиться к губернатору с просьбой запретить содержателям бистро произвольное повышение цен на черносмородинную и полынную. Послушать иных завсегдатаев, так лед — главная причина возросших трудностей нашей цивилизации. Употребление льда в колониях, бесспорно, явилось толчком к моральному упадку колонизаторов. Привыкнув к охлажденному аперитиву, они разучились побеждать климат исключительно своей стойкостью. Заметим мимоходом, что Федербы, Стенли, Маршаны[33] были куда более высокого мнения о пиве, вине и теплой мутной воде, которыми они в течение многих лет безропотно утоляли жажду. В этом вся беда. Вот так государство и теряет колонии.

Я узнал еще многое в тени пальм, доверху налитых соками и создающих своим буйным цветением вдоль улиц контраст убогим домишкам. Только это неслыханное изобилие зелени препятствовало полному сходству местности с какой-нибудь Гаренн-Безанс[34].

С наступлением ночи среди туч деловитых москитов, нагруженных желтой лихорадкой, на охоту за клиентами высыпали туземки. А благодаря наличию в городе суданского элемента, предлагавшего прохожим все, что у него имелось лучшего под набедренной повязкой, можно было по очень сходной цене нанять на час-другой целое семейство. Я с удовольствием почередовал бы оба пола, но мне пришлось первым делом отправиться на поиски места, где я мог бы рассчитывать на получение работы.

Меня заверили, что директор компании «Сранодан Малого Конго» ищет служащего из новичков для фактории в джунглях. Я без промедления отправился к нему и предложил свои пока что некомпетентные, но ревностные услуги. Прием он мне оказал не слишком восторженный. Этот маньяк — все следует называть своими именами — жил неподалеку от губернатора, в доме на сваях, прикрытых соломенными матами, но очень просторном. Даже не глянув на меня, директор задал мне несколько вопросов о моем прошлом и, в известной мере успокоенный моими простодушными ответами, заговорил с уже более снисходительным презрением. Сесть, однако, все еще не предложил.

— Судя по вашим бумагам, вы несколько знакомы с медициной? — осведомился он.

Я подтвердил, что действительно некоторое время занимался ею.

— Это вам пригодится, — сказал он. — Виски хотите?

— Я не пью.

— Курите.

Я опять отказался. Такая воздержанность удивила его. Он даже сделал недовольную гримасу.

— Не люблю служащих, которые не пьют и не курят. Вы случаем не педераст? Нет? Тем хуже! Гомики воруют меньше, привязываются сильнее. Конечно, — поправился он, — я имею в виду педерастов в целом. Мне кажется, что они отличаются этими достоинствами. Может быть, вы убедите нас в противном… Что, жарко? — добавил он. — Привыкайте. Придется привыкнуть… Ну, как ехалось?

— Малоприятно, — сознался я.

— Ну, милейший, вы еще ничего не видели. Вот поживете годик в Бикомимбо, куда я посылаю вас на замену этому жулику, тогда не то запоете.

Его негритянка, сидевшая на корточках у стола, занималась своими ногами, ковыряя в них щепкой.

— Пошла отсюда, бочка! — крикнул ей хозяин. — Сбегай позови боя. И принеси льду.

Бой появился не слишком быстро. Раздраженный директор вскочил, как подброшенный пружиной, и встретил слугу парой оглушительных пощечин и двумя ударами в низ живота, от которых так и пошел гул.

— Они меня в гроб вгонят! — со вздохом предсказал директор и вновь упал в кресло, покрытое желтым полотном, измятым и засаленным.

— Послушайте, старина, — промолвил он неожиданно с милой фамильярностью, словно только что произведенная экзекуция на время принесла ему облегчение, — передайте мне хлыст и хинин. Вон они на столе. Мне не следовало так распускаться. Глупо давать себе волю.

Дом его высился над речным портом, поблескивавшим внизу сквозь такую густую и плотную пыль, что хаотический шум работ различался отчетливей, чем сам порт в его деталях. На берегу, подгоняемые бичами, вкалывали вереницы негров, разгружавших трюм за трюмом никогда не пустеющих пароходов; они цепочкой карабкались по хрупким дрожащим сходням, неся на головах большие корзины с грузом, сохраняя равновесие под ругань надсмотрщиков и смахивая на муравьев в вертикальном положении.

Их колонны, как неровно перебираемые четки, двигались взад и вперед в алом тумане. У иных из этих работающих фигур на спине виднелся черный бугорок: это были матери, кроме мешков с пальмовой капустой тащившие дополнительную тяжесть — ребенка. Интересно, способны ли муравьи вот так надрываться?

— Не кажется ли вам, что здесь всегда воскресенье? — опять шутливо заговорил директор. — Весело! Светло! Бабы сплошь нагишом. Заметили? И недурные бабы, верно? Забавно после Парижа-то, а? А мы всегда в белом! Как на морском курорте. Хорошо ведь? Все равно что после первого причастия. Здесь всегда праздник, уверяю вас. Настоящее Пятнадцатое августа[35]. И так — до самой Сахары. Подумать только!

Тут он замолчал, вздохнул, что-то буркнул, несколько раз повторил: «Дерьмо», утерся и продолжал: