Путешествие на "Щелье"

— Как вы знаете, воеводы Григорий Кокорев и Андрей Палицын были непримиримыми врагами. А главным их оружием были доносы друг на друга царю. Палицын, например, изливая свою злобу на Кокорева, исписал три тысячи листов. Между прочим, одну его челобитную на имя царя доставил на коче до Тобольска Ерофей Хабаров. А Кокорев обвинял Палицына, в частности, в том, что тот хочет отделиться от России и объявить себя мангазейским царем. Вряд ли были такие помыслы у воеводы. Но было где развернуться: площадь Мангазейского уезда–два миллиона квадратных километров.

Еще раз обходим городище. Итак, раскопки завершены, и мы навсегда прощаемся с прекрасной Мангазеей? Бросим ее на произвол судьбы, отдадим на съедение ненасытному Тазу? Трудно примириться с этим.

— Обычно мы обнаруживали три слоя построек, — продолжает рассказывать Белов. — После пожаров на том же месте появлялись новые сооружения. Но что–то было здесь и до Мангазеи. Древнейшие постройки относятся к тринадцатому веку. Кроме того, мы нашли здесь кремневые орудия эпохи неолита. Эти находки будет изучать и описывать Владимир Федорович Старков, наш археолог, один из немногих специалистов по неолиту Западной Сибири.

Узнаю, что в феврале этого года Белов ездил в США по приглашению Орегонского географического общества, которому исполнилось сто лет, читал там лекции о нашем Севере, о Мангазее, демонстрировал фильм о раскопках. Американские историки были очень довольны, за счет общества сверх программы организовали поездку Белова по стране. А годом раньше он выступал с этими лекциями в Париже, в знаменитой Сорбонне.

— «Мошка»! «Мошка» идет! — раздались ликующие крики.

Вскоре к берегу причалил «МО‑111», началась погрузка. Неожиданно появились четыре женщины–селькупки, сели на скамейку возле кухонной палатки. Михаил Иванович беседует с ними, это его старые друзья, он всегда оставляет им что–нибудь в подарок на прощанье. На этот раз — кухню с палаткой, продукты и разную хозяйственную мелочь. Одна из этих женщин за несколько часов до моего приезда сводила Белова в лес и показала ему двух ненецких идолов. Недалеко от городища, в стороне от старинной дороги, у подножия лиственницы установлены фигуры идущей женщины и ребенка, вырезанные из кованого оцинкованного железа. На шее женщины — ожерелье, на его верхней части сохранилась позолота. Вокруг во мху — различные амулеты. Высота женской фигуры — 48 сантиметров. Белов сделал подробное описание языческого «храма», сфотографировал, но не тронул. По его словам, идолы еще «действующие».

Тихий, прохладный вечер. В ожидании конца погрузки я прилег у костра, закурил. Дрова не простые- кочевые. Пламя кажется странным, необычайно живым, одухотворенным–привет сквозь века от поморов, землепроходцев…

Погрузились быстро. Теплоход медленно отошел от берега. Все прильнули к окнам.

— После первого года раскопок, — негромко говорит Белов, — было много неясного. В следующем году многое прояснилось, но не все. В 1970 году я уезжал с уверенностью, что раскопки завершены, можно поставить точку. Потом появились сомнения… И вот сегодня я уезжаю со спокойной душой — немного осталось нераскрытых тайн в Мангазее, немного. Займемся теперь кабинетной работой… Пошел кремль!

Медленно проплывают мимо врезанные в небосвод стройные ели на высоком обрыве. Белов смотрит выше их — на призрачные стены кремля и башни…

Будут еще праздники на мангазейских улицах. Праздники путешественников, слеты туристов. Счастлив будет тот, кто увидит ее великолепные руины.