Только что в корабельной медицинской части раздался тревожный звонок пассажирского администратора. Пассажир первого класса из триста двадцатой каюты подданный Великобритании мистер Джеффри Бриджес, вернувшись с прогулки, нетрезвый засел в баре, где ему стало плохо. Мойщик посуды и дежурный официант проводили его в каюту, где мистера Бриджеса при них же, в туалете каюты, обильно вырвало кровью коричневого цвета. «Не сможет ли доктор Ивлев срочно навестить мистера Джеффри Бриджеса?..»
Тимур быстро шел по коридору, проглядывая номера кают.
— Триста двадцатая! — Тимур резко остановился и без стука распахнул дверь каюты.
На небольшом диване возле приоконного столика, скорчившись, сидел Джефф Бриджес. Старый одинокий английский пьянчужка, который так нравился канадско-украинской тридцатипятилетней невинной девушке Галю Сердюк и который недавно в верхнем баре из чисто политических разногласий времен Второй мировой войны затеял драку со стариком немцем...
Валялся на полу телефон, на столике стояла бутылка с остатками виски, пустой стакан старик держал в руке.
Лицо у него было серое, глаза полузакрыты. Приподнял слегка голову, увидел Тимура и еле выговорил:
— А, док... Подыхаю... — Он показал стаканом на верхнюю часть живота. — Вот сюда как ножом ударили... И спать хочется...
Тимур вынул у него из пальцев стакан, нащупал пульс на запястье и быстро приказал Эдуарду Юрьевичу и Луизе:
— Кардиограмму! Давление!..
На корабельном мостике в чрезвычайно ответственные минуты швартовки или выхода из порта всегда много людей. Сейчас здесь находились капитан Николай Иванович Потапов, старший помощник капитана Петр Васильевич Конюхов, вахтенный помощник у рукоятей машинного телеграфа, рулевой, еще один штурман и пожилой испанец — лоцман порта.
Все разговоры и команды шли на английском. Только рулевой, изредка повторив команду по английски, дублировал ее на русский язык.
Лайнер был уже развернут носом к выходу в океан между волноломами.
Лоцман-испанец, прищурившись, посмотрел вперед, что-то прикинул в уме и спросил у Николая Ивановича:
— Капитан, вы не будете возражать, если мы отдадим кормовой буксир? Он нам больше не нужен.
— О'кей! — согласился Николай Иванович и негромко сказал старшему помощнику Петру Васильевичу Конюхову: — Стоп, машина! Прямо руль.
Старпом, чуть громче, повторил это вахтенному помощнику, вахтенный помощник, еще громче, — рулевому...
— Стоп подруль! — скомандовал капитан. — Носовому буксиру — выходи прямо... Тащи вперед!
Цепочка передачи команды капитана поскакала по мостику на английском языке, докатилась до матроса-рулевого, и тот продублировал команду по-русски.
— Кормовому — отдать буксир! — приказал Николай Иванович Потапов.
Снова на мостике на разные голоса прозвучала команда капитана, старший помощник вышел на левое открытое крыло мостика и увидел, как с кормы «Федора Достоевского» в воду упал толстый стальной трос.
Кормовой буксир стал отставать от лайнера, наматывая этот длинный и, наверное, очень тяжелый трос на какой-то свой специальный агрегат...
Сквозь проход через волноломы было видно, как в штормующем океане к порту подходит большое пассажирское судно...
... Мартов оторвался от компьютера и стал лихорадочно рыться в своих записях и заметках, пытаясь найти настоящее морское название того самого агрегата, который наматывает буксирные тросы на мощных портовых суденышках, помогающих огромным кораблям войти и выйти из гавани...
Но так и не сумел найти, дав себе слово, что в ближайшее время он обязательно проконсультируется с кем нужно и поменяет это безликое булыжное слово «агрегат» на подлинное название того мудрого механизма. Кажется, если ему не изменяет память, оно называлось «кабестан»... А может быть, он что-то и путает.
Во всяком случае, сейчас у него просто нет времени ни на поиски своих бестолково разбросанных записей, ни на какие-либо консультации!
Сейчас у Мартова в рукописи параллельно происходили невероятно сложные процессы — выход огромного русского круизного лайнера из акватории порта в уже опасно взволнованный океан...
...именно в то время, когда в триста двадцатой каюте этого же корабля погибал шестидесятитрехлетний англичанин Джеффри Бриджес...
... Эдуард Юрьевич внимательно просмотрел кардиограмму Бриджеса и сочувственно сказал Тимуру Ивлеву:
— А сердечко-то у него слабенькое...
Джеффри Бриджес уже лежал на диване и тяжело дышал с клокочущим хрипом. На неподвижной руке — манжета прибора для измерения давления.
Луиза следила за стрелкой тонометра, одновременно прослушивая пульс Бриджеса через свой стетоскоп.
— Давление? — быстро спросил Тимур.
— Девяносто пять на шестьдесят, — тут же сказала Луиза.
— Промедикацию, Луиза! — бросил Ивлев, не сводя глаз с серого лица англичанина. — Эдуард Юрьевич! Немедленно сюда дек-стюардов с носилками, и к нам, на стол... И сразу же звоните Ирине Евгеньевне — пусть готовит операционную.
— Что вы?! Что вы, Тимур Петрович!.. — испугался Эдуард Юрьевич. — Так у нас не делается!.. Нужно немедленно доложить капитану...