Путешествие на тот свет, или Повесть о великом хаджже

-- Гм... Да, пожалуй, это я переборщил. Не всем, конечно, а только тем, кто служит в таких местах, где мы с тобой побывали. В таких странах, где человек человеку ничего не сделает без бакшиша, без риала, динара или доллара.

Некоторое время мы сидели молча. Вдруг Исрафил спросил:

-- Ты знаком с работой библиотек?

-- Насколько может быть знаком рядовой читатель.

-- Как думаешь, найдется ли мне там работа?

-- Ну и чудак же ты, Исрафил! Сразу с кресла Председателя Президиума опустился до подвалов книгохранилищ.

-- Я серьезно спрашиваю, Курбан!

-- Какую библиотеку ты имеешь в виду?

-- Ну, к примеру, самую большую библиотеку Ленинграда.

-- Вот как! Что ж, я думаю, там тебе найдется работа. В крупных библиотеках хранятся арабские книги и рукописи, которые необходимо переписывать или переводить...

-- Сын мой Шарифджан как-то писал, что, если я перееду к нему, он устроит меня на работу в библиотеку...

Исрафил задумался, его лицо изредка освещалось улыбкой. Иногда, словно стыдясь своих мыслей, он хмыкал, сгонял радость с лица и, принимая сосредоточенный вид, озирался вокруг.

Прибыли в Каир. Нас провели в уже знакомый большой зал ожидания. Но очень скоро выяснилось, что нам не повезло: в Каире объявлен карантин. Все, кто едет в Каир, должны пять дней провести в санитарных палатках, разбитых в пустыне, и пройти медицинское освидетельствование.

Окружив меня, мои подопечные расспрашивали о карантине. Пришлось прочесть им коротенькую лекцию.

Кори-ака и переводчик ушли, чтобы связаться по телефону с нашим посольством и просить содействия и совета. Но все было бесполезно. Если бы карантин знал исключения для кого-либо, он не был бы карантином. Наша группа собралась на совещание. Большинство хотело остаться. "Не заметишь, как пролетят эти пять дней", -- твердили старые кори. Спросили мнение Исрафила.

-- В нашем распоряжении всего одна неделя,-- сказал вице-глава.-- Если мы проведем в карантине пять дней, что останется? Кроме того, ежедневно за питание, медицинское обслуживание и ночлег в санитарном городке берут по четыре доллара с человека. Не знаю, что сказать...-- оборвал свою речь Исрафил, пожав плечами.

-- А что скажет наш доктор? -- обратился ко мне Кори-ака.

Вообще-то доктор хотел посмотреть древний город Каир, прославленный Порт-Саид, познакомиться с людьми этой страны, первой на африканском континенте сбросившей колониальное иго, но честно говоря, я больше не мог вынести пребывания на чужбине. Невмоготу мне было.

-- Будь я один -- поехал бы домой,-- ответил я.

-- А сейчас, когда вы не один, что скажете?

-- А сейчас скажу, что я всего только член группы, а вы ее руководитель.

Мы, восемнадцать паломников, расположились в самом большом салоне ИЛ-18. Летим в Москву. Самолет набрал высоту десять тысяч метров.

После завтрака, убирая посуду, ко мне наклонилась одна из стюардесс:

-- Если вас не затруднит, зайдите к нам в буфет.

В буфете знакомая девушка, стоя с микрофоном в руке, сообщала пассажирам, что мы летим над Черным морем и что температура за бортом двадцать пять градусов ниже нуля. Затем она повесила микрофон и поставила передо мной поднос с рюмкой коньяку, бутылкой лимонада и апельсином на маленькой тарелке.

-- Мы оставили вам здесь вашу порцию,-- застенчиво произнесла она.

-- Очень тронут вашей заботой, но теперь мне нет надобности пить. Большое спасибо, милая девушка.

Еще в Хартуме я почувствовал, что девушки с симпатией поглядывают на вашего покорного слугу.

Я решил, будь что будет, воспользоваться их добротой.

-- Позвольте спросить у вас одну вещь?

-- Пожалуйста, -- отозвалась старшая стюардесса.

-- Можно ли прямо отсюда, из самолета, сообщить в Москву о приезде?

-- Вообще-то это не в правилах, но в порядке исключения... Если, конечно, у того, кого вы хотите известить, имеется телефон. Кому вы хотите сообщить?

-- Товарищу.

-- Валя,-- обратилась веселая девушка к своей подруге,-- попроси Алауддина прийти сюда, как только у него кончится сеанс.

Не прошло и минуты, как Валя вернулась с бортрадистом, высоким, кареглазым, русоголовым парнем. По-военному отдав честь девушке, он отрапортовал ей:

-- Раб Алауддин вместе со своим войском джинов и дивов явился в ваше распоряжение. По первому вашему слову здесь, в любых слоях атмосферы, мигом будет воздвигнут великолепнейший дворец, а если соизволите повелеть, все цветы Москвы будут собраны и привезены в Шереметьево к тому моменту, когда ваши ножки коснутся родной земли!

Тем же шутливым тоном бортрадист перечислил еще ряд чудес, которые готов сотворить волшебник Алауддин, и в конце тирады привел две строчки стихов. Они звучали приблизительно так:

Я слушаюсь своего сердца,

А оно подчиняется только тебе.

-- Боречка, оставь свои шутки. Вот, познакомься, это тот самый доктор, о котором я тебе говорила сегодня

утром в Хартуме. Он сейчас даст тебе номер телефона, и пусть кто-нибудь из твоих знакомых позвонит из аэропорта, хорошо?

-- -Миллион раз хорошо, ласточка моя, сто миллионов раз хорошо!

-- Ладно, ладно, и одного раза достаточно.