Путешествие на восток

Убежище Джу нашел великолепное. На берегу речной заводи стояла старая ива, у старой ивы – маленький домик. Вдова, которая жила в этом домике, собиралась в деревню на свадьбу внучки, и домик со всем хозяйством на два дня доверила Джу за полдюжины оторванных от свадебного платья жемчужин. На полке ему оставили мешочек муки и несколько яиц. В подполе хранились какие-то овощи еще с осеннего урожая. В хлеву за щелястой перегородкой сопел и жевал постеленную на ночь солому Людоед, а глупая коза в красивом плетеном ошейнике пялилась на незваного гостя сквозь темноту желтыми лупатыми глазами. Вчера вечером коза не хотела позволить себя доить. Она вопила, бодалась, лягалась и пыталась убежать, но Джу некогда было ее уговаривать. Он ее просто стукнул между глаз, и козе пришлось покориться.

Уверенности в правильности собственных действий Джу не чувствовал прежде всего потому, что ехать назад в Столицу и вернуть государыню в Большой Улей он не мог. В Царском Городе какой-то недоумок позволил бедняжке нанюхаться пьяного гриба, да, видно, не разок-другой, а щедро, до одурения. Отправиться на деревенскую свадьбу и позаимствовать там вина Джу вчера тоже не решился, потому что одну ее было не оставить, а попросить присмотреть – только если козу. Когда пьяный гриб кончается и вина достать негде, человек вполне может себя убить. Вот Джу и сидел с ней, как привязанный. Он называл государыню «она», потому что «он» сказать было бы неправдой, а «оно» звучало как-то странно, даже в мыслях. Государыня – значит, она. Сейчас ей стало лучше. Во всяком случае, она уже не кусала Джу за руки и за плечи, когда он пытался помочь ей не кидаться в припадке на стенку. Может быть, если бы пьяный гриб не давал после употребления таких печальных последствий, его бы не запрещали ввозить в страну. За сутки Джу с ней намучался, наверное, не меньше, чем она сама.

Сейчас государыня лежала на боку, повернувшись к Джу спиной, и прижимала его ладонь к тому месту, где болело – посерединке, снизу, под ребрами. А Джу старался отвлечь себя посторонними мыслями от нежных бедер, от белой кожи, от спелых вишенок на кончиках грудей и золотых завитков волос на шее возле затылка, легких и тонких, как паутинка… «Ну и что, что не совсем женщина? – вертелось у него в голове. – Раз государь на ней женился, значит – можно?..»

Она вдруг вздохнула и потянулась, выпрямляя позвоночник. Словно откликнулась на его грешные мысли.

– Джу? – тихо спросила она.

Он в ответ погладил ладонью мягкий животик. По крайней мере теперь он был не Лал, не Фай, не Ли, не Шер и даже не Дин – имело ли последнее имя какое-либо отношение к встречавшему посольство чиновнику? – хотелось бы думать, что нет. Государыня перевернулась и оказалась щекой на его плече.

– Почему у тебя тут кровь? – удивилась она, и Джу поправил рубашку, чтобы прикрыть следы зубов. – Тебя ранили? Я ничего не помню. Почему мы не попали в Большой Улей?

Хотела приподняться, но заскулила и уткнулась обратно Джу в плечо.

– За нами гнались, – рассказал ей Джу. – Нас вынес Людоед.

– Кто такой Людоед?

– Вон там стоит, – Джу показал на загородку.

Людоед пошевелился и пошлепал губой. Государыня немного помолчала.

– А почему он – Людоед?

Джу немного помолчал. Она ждала. Пришлось рассказать.

– Он был конем генерала Хоя из Белой Крепости. Пережил восемь месяцев осады. В городе не было фуража, и командирских лошадей кормили мертвечиной. Потому что генерал без коня – не совсем генерал. Неприятельскими солдатами и своими. Специально собирали трупы. Те лошади, которые не ели, умерли с голоду. А Людоед – вон стоит.

Кажется, история про Людоеда ей не понравилась.

– Ужас какой, – прошептала государыня и замолчала надолго.

Потом был новый приступ. Несильный, зато полностью контролируемый и осознанный. Все то, что было раньше, прошло в тумане пьяного гриба, а эту боль она теперь запомнит надолго.

Когда-то, давно-давно, когда Джу было лет восемь и он только поступил в подготовительный класс «Каменных Пристаней», за старыми сараями, на месте которых сейчас стоит пекарня, он нашел слепого котенка. Котенку было голодно и холодно, он дрожал и едва слышно мяукал. Джу пожалел котенка и положил его за пазуху. Но кормить слепыша в «Каменных Пристанях» было нечем, и жалость не помогла. Котенок попищал-попищал – и издох. Джу плакал первый раз в жизни.

С тех пор он боялся брать живые существа в руки и класть их за пазуху. Он избегал кого-то жалеть, потому что мало кому мог оказать действенную помощь. А жалость без помощи сродни издевательству. Лучше иметь возможность и не хотеть помочь, чем хотеть помочь, но не иметь возможности. Шлюху, даже желанную, даже любимейшую из шлюх, очень просто взять за волосы и поставить перед собой на колени. Потому что помочь ей – это дать возможность заработать. А закрывать своими губами горькие от слез и идущей горлом желчи губы, чтобы боль не кричала, это помощь кому? Чужой боли или себе?.. Неизвестно.