Путешествие на запад

Сон ли мне снился, или не спал я сам вовсе, но какая-то тревога жгла меня холодом изнутри, хотя тело моё было согрето. Глухое, подавленное чувство царапало что-то в моей душе. Я, старик, уважаемый торговец и бек двенадцати городов, умудренный летами и белой бородой, благоверный мусульманин, собственнолично свернул с пути истинного и покаран Им, Справедливейшим12. Как виновен я пред Ним, как каюсь я…

Понт

Эос-богиня, как пели блаженные греки, крылья над морем простерла, согретые солнцем. К морю я шел, свои подставляя ланиты ветру и солнцу, чтоб немного взять сил у богини.

Видел сундук я, на берег он выброшен бурей. Словно доспех, воссиял он на утреннем солнце. Бросил я камень в него, не уверен, на самом ли деле вижу его, иль мираж мне явился поутру. Камень отпрыгнул, сундук пробудив громким стуком…

Кто-то проснулся еще, к сундуку прислоненный, камнем сим явно из сна привлеченный. Я обернулся – и ужас! шевелится куча! Куча колец, на песке в беспорядке сплетенных.

Лаокоон! – я воскликнул, и бросился, змеем смущенный, и убежать поскорей захотел. Но спали витки с лаоконова тела, и я увидал: то вовсе не жрец древнебожий. То был лишь старец, сияньем объятый. (Видно, святой, – я подумал.) К нему подошел и смиренным почтеньем перед его преклонил я колени одухотворенным ликом.

Белобородый, как сам Посейдон, я подумал. Иль Авраам – так, пожалуй, чуть больше похоже…13

***

– Воды! Воды! – я попросил у юноши. Он и не думал сдвинуться с места.

– Воды! – воскликнул я насколько позволило мне мое пересохшее горло, – пить! – Реакции не последовало.

– Пить! – прошептал я и, освободив руку от водорослей, поднес её ко рту, – Пить!

Юноша наконец понял. Он поднялся с колен, вынул из-за пазухи суму из козьего, как мне показалось, меха, достал оттуда какой-то сосуд и поднес его двумя руками прямо к моим устам. Госпожа всех райских напитков, вода, вода! Райские реки! Реки из воды!

В сосуде том живительной влаги было мало, и лишь сделав несколько глотков, я осушил его. Пока восстанавливал дыхание, я успел рассмотреть моего спасителя получше. То был, как я уже упомянул, юноша вида довольно нелепого: копна волос, видом своим напомнившая мне кизяк и ниспадавшая на глаза, длинный кривой нос, слегка перевешивавший всю голову, точно носик вечно льющего чайника, кожа белая, покрытая болезненным, как мне показалось, и неравномерным румянцем, а также чирьями и нарывами. Перед такой головою тело его казалось щуплым и сутулым (ноша этого носа, должно быть, особенно тяжела для всего его тела). Был он укутан от шеи до пят в грубое темно-бурого цвета полотнище (несмотря на солнечную погоду; даже я, совсем недавно переживший охлаждение морскими водами, не надел бы столь теплой одежды), будто караванщик, желающий укрыться от ночных ветров в суровом деште.

Однако он всё-таки поднял свою чересчур косматую голову, и сквозь солому волос пробился взгляд его добрых, глубоких голубых глаз, таких, каких не встречал я ни среди своих соплеменников, ни среди турок, ни румцев.

Я спросил его на нескольких языках, каково его имя (за годы странствий и торговли я приобрел навыки общения на нескольких языках к западу от дешта), и он недолго думая ответил по-гречески, что его зовут Выргыл или Виргил, или что-то вроде того, и испросил, как зовут меня. Я на сносном языке моих румских друзей назвал своё полное имя – Абу Джафар Аляутдин ибн Хасан Хияас-ад-дин Ямин аль Ассур ибн Бани аль Нипал аль Крёс аль Гирей Ёз бек аль Син, свой род деятельности, направление моего пути и его замысел, закончив свою речь восхвалением Всевышнего и Его всесилия и всеведения. Надеюсь, мой собеседник меня в достаточной мере понял, ибо на лице его изобразилось некоторое смущение, то ли перед моим замысловатым полным именем, то ли перед искренностью выражения моей веры. Не мог же от гяура я требовать такой же истовости и любви ко Всевышнему.

***

Старец говорил долго, говорил странные вещи, произносил непонятные слова, включая его собственное имя, внезапно повышал голос, начиная то вопить, то стонать, то успокаиваясь. Был он ужасен, покрытый весь тиной из моря. Но в речах своих он будто бы сиял, пронизываемый светом прекрасного, и был прекрасен сам, смиренный в своих лохмотьях.

Я подумал: то Господь посылает мне ангела в теле старца или наставника для укрепления веры моей.

Наконец он спросил:

– Где я? Что за берег гостеприимно принял меня?

Я ответил:

– Вы в Валахии.

– Валлахи?14 – спросил он меня удивленно.

– Ва-ла-хи-я, – повторил я слог за слогом.

– То есть, земля… бога? – последнее слово старец подбирал долго, и кажется, не остался доволен получившимся словом.

Я поспешил его успокоить:

– Всё вокруг – земли Бога.

Озадаченность вмиг спала с его лика.