Путешествие на запад

Я разложил товары, объясняя последовательно, что есть что, откуда взято и какую представляет ценность. Толпа почему-то восторженно охала при каждом моем предложении.

Умный лик государя окончательно отторг от себя маску грозности, совершенно не сочетавшимся с новым его выражением – смущением.

– Это очень, – он запнулся, – очень щедрый дар. Я, – он запнулся еще раз, – я прошу передать хану, что благодарю его за… – он встал, взял в руку амбру и торжественно приподняв ее, сказал: «В сокровищницу это!»

Я хотел было отдать весь сундук, однако подошедшие слуги подошли и очень аккуратно взяли только то, что лежало на сундуке и удалились. Виргил сказал мне: «Ты очень щедр, господин.»

Я знал, что амбра и специи и даже шелк дорого ценятся на западе, но чтобы настолько? Взглянув на свой сундук, я подумал, что с такими запасами я мог бы кое-чего добиться здесь. Подошел к нему и закрыл на замок, повесив ключ к себе на шею.

Аудиенция пока что была окончена.

***

– Я не люблю власть, если говорить о ней как о свойстве одного отдельного человека, – начал государь беседу наедине, в более удобной для этого обстановке, – власть всегда приводит к пристрастию, а пристрастие пробуждает в человеке тщеславие и потерю чувства реальности. Человек не должен чувствовать, что обладает властью в прямом смысле слова. Он должен ощущать её через других, через народ, который наделяет его ею. Я тягощусь властью. Но сейчас такие времена, когда власть – бич, данный в руки одного человека Богом, и бичом сим, и мечом, и пламенем, – он призадумался, – и крестом – человек должен творить правду. И человек этот – я.

– Вы очень мудры, государь, – отвечал я.

– Ситуация в стране сложная. Страна разграблена венграми, желавшими захватить эти земли или хотя бы поставить здесь своего воеводу. На юге – турки, чей султан думает уже о том, чтобы водить караваны по земле в Вену. Он хочет новый путь чуть ли не от самой Индии через Византию, Босфорос и до Европы. Мы и сербы – последняя преграда для осуществления его планов. Папа шлёт монахов, чтобы собрать крестовый поход и вернуть Константинополь. Того же хочет и православный патриарх, носящий чалму под куколем и мечтающий о тиаре, такой же, как у папы. А местные дворяне – вот уж кто заставляет кровоточить жилы страны изнутри, тянут её каждый в ту из сторон, с которой ему кажется более выгодным. Повсюду предатели, везде шпионы. Подкупают бояр, воевод, даже церковников, что готовы проповедовать то, что им льют в уши недруги государства, а они – в уши простого народа. Страна гниет, всё – плесень и прах, как на болотах у Дуная.

– Государь, – возразил я, – болота – не такое уж и плохое место. И вовсе там ничего не гниёт, а скорее сохраняется. Видели ли вы павших воинов, чьи тела в болотах – они как живые. Да, там опасно, но люди, способные выживать в болотах, дорогого стоят. Знаю я народ русов, живших в лесах и болотах, так их не могли покорить и монголы. А твои леса да болота, я полагаю, чем хуже тех, что у русов? Да и турки, разве ж они сильнее Орды?

Государь помолчал.

– Что ты привез мне, почтенный старец? – наконец спросил он, – Даст ли великий хан мне войск в подмогу против турок?

Он всё же думал, что я посол, уполномоченный вести от имени хана переговоры. Если бы хан узнал о таком, точно б вздернул меня на колу. Или привязал бы к колесу большой повозки и возил бы, пока я не издам свой последний вдох. Но хан далеко, а этому государю маленькой Валлахи нужна помощь. Но откуда ж мне её взять?

– Боюсь, что нет, государь. У Орды свои заботы. Она сама гниёт изнутри. Да ещё и враги отовсюду. Русы поднимают голову. Поляки и литовцы копят силы. Китайцы отделили Ханбалык и переименовали его. Не жди от хана большой помощи. Могу лишь я помочь тебе советами. И знаешь, государь, совет надежней татарской конницы по твоими невысокими стенами, уж поверь. Монголы и не такие стены брали, и не таким союзникам били в спину.

– Твоя правда, старец. Но что же ты посоветуешь мне?

И я посоветовал.

***

В следующий раз мы встретились с князем, когда он ходил рассматривать свои владения, у стен замка. Мы без обиняков продолжили прерванный ранее разговор:

– А что твои бояре, государь? – я посчитал разумным начать именно с них, ибо дворяне – наибольшее зло и наименьшее из благ в любом государстве, будь то султаны и эмиры Орды или местные, или бояре у русов или у поляков, – Чем недовольны они?

– Сеют смуту меж народа. Недовольны тем, что именно я над ними властвую, что не выбирали они меня, а поставлен я был над ними сначала отцом своим, а потом и турецкими пашами55. Я для турок – аджеми оглан, мальчик-воин из покоренной страны, а значит, чужак для своего народа.

– Ну, бояре – еще не народ, князь. Масса не способна создать порядка, потому что из разногласий между собой никак не может понять его хорошей стороны, но, раз испытав хороший порядок на опыте, она не согласится с ним расстаться. Лучший замок – не тот, не стенах которого колья, но тот, что построен на любви народа. Или на его страхе. Как Аламут56.