Наконец, мы пришли в Уаимате. После того как мы прошли столько миль по необитаемой и неиспользуемой местности, неожиданное появление английской фермы с ее богатыми полями, попавшей сюда словно по мановению волшебной палочки, было чрезвычайно приятно. М-ра Вильямса дома не было, но я встретил радушный прием в доме м-ра Девиса. Напившись чаю в кругу его семьи, мы предприняли прогулку по ферме. В Уаимате три больших дома, в которых живут миссионеры м-ры Вильяме, Девис и Кларк, а около домов стоят хижины туземных работников. На близлежащем склоне колосился прекрасный урожай ячменя и пшеницы, в другом месте находились поля, засеянные картофелем и клевером. Все, что я видел, описать невозможно; тут были большие сады и огороды со всеми теми плодами и овощами, какие родятся в Англии, и многими, свойственными более теплому климату. Для примера могу назвать спаржу, фасоль, огурцы, ревень, яблоки, груши, инжир, персики, абрикосы, виноград, маслины, крыжовник, смородину, хмель, дрок в изгородях и английские дубы, а также самые разнообразные цветы. Вокруг двора фермы располагались конюшни, гумно с веялкой, кузница, а на земле лежали лемехи и другие орудия; посредине валялись вперемежку свиньи и птицы так же счастливо, как на дворе любой английской фермы. На расстоянии нескольких сот ярдов, где запруженный ручеек разливался в маленький пруд, стояла большая и основательная водяная мельница.
Все это очень удивительно, если принять во внимание, что пять лет назад тут ничего не росло, кроме папоротников. Более того, эта перемена была осуществлена с помощью туземных работников, обученных миссионерами, — наука миссионеров и явилась той самой волшебной папочкой. Новозеландцы выстроили дом, вставили окна, вспахали поля и даже сделали прививки на деревьях. На мельнице я видел новозеландца, покрытого белой мукой, точно его собрат-мельник в Англии. Я с восхищением взирал на всю эту картину. Дело было не только в том, что она живо напоминала мне Англию, — ибо с наступлением сумерек домашние звуки, хлеб в полях, уходящую вдаль волнистую местность с ее деревьями — все это легко можно было принять за родное, — и не в чувстве торжества при виде того, чего сумели достигнуть англичане; то были скорее высокие надежды на будущий прогресс этого прекрасного острова.
На ферме работало несколько молодых людей, выкупленных миссионерами из рабства. Они носили рубаху, куртку и штаны и имели приличный вид. Судя по одному незначительному случаю, я полагаю, что они должны быть честны. Когда мы обходили поля, к м-ру Девису подошел молодой работник и подал ему нож и буравчик, говоря, что нашел их на дороге и не знает, кому они принадлежат! Эти молодые люди и мальчики были с виду очень веселы и добродушны. Вечером я видел группу их за игрой в крикет и, вспомнив о том, что миссионеров обвиняют в суровости, невольно улыбнулся при виде того, как сын одного из них принимал деятельное участие в игре. Еще более решительная и радующая перемена замечалась в молодых женщинах, работавших домашней прислугой. Их вид, чистый, опрятный и здоровый, как у работниц молочных ферм в Англии, представлял удивительный контраст с грязными хижинами Корорадики. Жены миссионеров пытались убедить их не татуироваться; но, когда с юга пришел какой-то знаменитый оператор, они сказали: «Надо же нам иметь хоть несколько линий на губах, не то мы состаримся, губы сморщатся, и мы будем так безобразны».
Теперь татуируются далеко не так много, как в прежние времена, но так как татуировка служит признаком, по которому различаются вожди и рабы, то она, вероятно, еще надолго сохранится. Всякая цепь представлений так быстро становится привычной, что даже в глазах миссионеров, по их словам, не покрытое татуировке и лицо кажется неблагородным и недостойным новозеландского джентльмена.
Поздно вечером я пошел в дом м-ра Вильямса, где и переночевал. Я встретил там множество детей, собравшихся, чтобы отпраздновать рождество; все они сидели вокруг стола и пили чай. Никогда не видал я более милой и веселой компании, а ведь все это происходило в сердце страны, известной своим людоедством, убийствами и всяческими зверскими преступлениями! Сердечность и счастье, так ясно написанные на лицах в этом маленьком кружке, казалось, в равной мере испытывали и старшие члены миссии.
24 декабря.
— Утром для всей миссии читали молитвы на туземном языке. После завтрака я бродил по садам и ферме. Был рыночный день, когда туземцы из соседних деревень привозят картофель, кукурузу и свиней для обмена на одеяла, табак, а иногда — благодаря убеждениям миссионеров — и на мыло. Дела на рынке ведет старший сын м-ра Девиса, имеющий свою собственную ферму. Дети миссионеров, попавшие на остров в юные годы, знают местный язык лучше своих родителей, и им легче иметь дело с туземцами.