Путешествие натуралиста вокруг света на корабле "Бигль"

Тем не менее, если рассматривать вопрос с другой точки зрения, он покажется не таким запутанным. Мы не всегда помним о том, как поверхностны наши знания об условиях существования каждого отдельного вида животных; мы забываем также о существовании постоянно действующих препятствий, не допускающих слишком быстрого размножения любого организма, остающегося в естественном состоянии. Запас пищи в среднем остается постоянным, тогда как тенденция к размножению растет у каждого животного в геометрической прогрессии, и неожиданные последствия этого нигде не проявлялись столь поразительным образом, как в Америке, где в течение нескольких последних столетий европейские животные бродили в одичалом состоянии. Каждое животное в естественном состоянии регулярно размножается: но для какого-нибудь давно установившегося вида всякий значительный прирост в численности явно невозможен и потому должен встречать какие-то препятствия. Мы. однако, редко можем с уверенностью сказать в отношении какого-либо данного вида, в какой период его жизни, в какое время года и только ли через продолжительные промежутки времени перестает действовать это препятствие и какова именно природа этого препятствия. Потому-то, вероятно, нас так мало удивляет то обстоятельство, что один из двух видов, очень сходных между собой по своему образу жизни, в одном и том же районе встречается редко, а другой — в изобилии; или что один водится в изобилии в одном районе, а другой, занимающий то же место в экономии природы, водится в изобилии в соседнем районе, по своим условиям очень мало отличающемся от первого. Если спросить, почему это так, то сразу же получишь ответ, что это определяется каким-нибудь слабым различием в климате, пище или численности врагов; но как редко можем мы (если, впрочем, хоть когда-нибудь можем) точно указать причину препятствия и тот способ, которым оно действует! Таким образом, нам приходится сделать вывод, что изобилие или малочисленность данного вида определяются какими-то обычно совершенно неуловимыми для нас причинами.

В тех случаях, когда мы можем проследить истребление какого-нибудь вида человеком, полностью или же в пределах одного района, мы замечаем, что этот вид встречается все реже и реже и, наконец, исчезает; но было бы трудно указать, в чем, собственно, заключается различие между истреблением вида человеком и гибелью его вследствие увеличения численности естественных врагов. Очевидность того, что редкость вида предшествует его полному вымиранию, всего поразительнее обнаруживается в последовательных третичных напластованиях, как это было отмечено рядом тонких наблюдателей; часто оказывается, что раковины того или иного моллюска в очень большом количестве попадаются в каком-нибудь третичном пласте, а теперь этот моллюск встречается крайне редко и даже долго считался вымершим. Итак, если вид, как то представляется вероятным, сначала становится все малочислен нее и только затем окончательно вымирает; если слишком быстрое размножение всякого вида, даже в самых благоприятных условиях, всегда встречает препятствие, существование которого нам приходится допустить, хотя трудно сказать, как и когда оно действует, если мы без малейшего удивления, не будучи, однако, в состоянии точно указать причину, смотрим на то, что один вид встречается в изобилии, а другой, близко родственный ему вид редко встречается в той же области, — почему же мы испытываем чувство столь большого изумления, наблюдая, что вид редеет и тем самым подвигается на одну ступень k вымиранию? Процесс, постоянно идущий повсюду вокруг нас и все-таки едва заметный, безусловно, мог бы зайти и несколько дальше, не привлекая нашего внимания. Кто бы, например, сильно удивился, узнав, что мегалоникс в прошлом встречался редко по сравнению с мегатерием или что какая-нибудь из ископаемых обезьян была малочисленна но сравнению с какой-нибудь из ныне живущих обезьян? А ведь эта сравнительная редкость служит самым очевидным свидетельством менее благоприятных условий существования. Допускать, что виды обыкновенно становятся редкими, прежде чем окончательно вымирают, не удивляться тому, что один вид встречается редко по сравнению с другим, и все же привлекать для объяснения этого какой-то необычайный фактор и приходить в изумление, когда вид прекращает свое существование, — по-моему, все равно что допускать, что болезнь человека предшествует его смерти, нисколько не удивляться самой болезни, но после смерти больного изумляться и предполагать, что он умер насильственной смертью.

Глава IX. САНТА-КРУС В ПАТАГОНИИ И ФОЛКЛЕНДСКИЕ ОСТРОВА