Мы пили кофе «капучино» и ели вкуснейший фруктовый торт – на тоненьком слое нежного теста свежие фрукты в желе. Потом Дашу кто-то окликнул, и она, извинившись, отошла к другому столику. А мы сидели молча, не сводя друг с Друга глаз. Он взял мои руки и стал поочередно целовать. И я вдруг поняла: вот этот миг – счастье. Не знаю почему этот, а не другой, все эти дни и ночи были вроде бы заполнены счастьем, но я точно знала, что никогда не забуду этого мига в кафе на тель-авивской улице. Груз захлестнувших меня чувств был так велик, что минутами мне уже хотелось, чтобы Марат уехал, хотелось осмыслить все это на свободе.
Вдруг краем глаза я заметила, что Дашка стоит и смотрит на нас. Мы очнулись, Дашка села за столик, но ничего не сказала. Лицо у нее было смятенное.
Дома Марат прилег отдохнуть. Дани не было, и Дарья явилась ко мне в комнату поболтать.
– Мама, ты его любишь, и не пытайся отрицать, я это сегодня своими глазами видела.
Я промолчала.
– Мама, он ведь очень-очень тебя любит, так, может быть… мама?
– Данечка, ты чего хочешь?
– Я хочу, чтобы вы были вместе.
– А Котя?
– Мамочка, но он ведь чужой, а папа… это папа.
– Ох, Котя-то как раз и не чужой, не знаю, как тебе это объяснить… С Котей я сразу почувствовала, что он мне родной, а Марат… это совсем другое, это скорее попытка догнать свое прошлое, эдакий мажорный аккорд в финале.
– В финале чего?
– Нашей с ним дурацкой истории.
– Но вы же влюблены как ненормальные. И ты с ним спишь, я знаю.
– А ты меня за это осуждаешь?
– Что ты, мама, конечно нет. Но от вас искры сыплются. Это за версту видно. И потом, папа мне сказал – он уже все решил, он уйдет из дома к тебе, он без тебя жить не может и хочет меня удочерить.
– Дашенька, деточка моя, ну поверь ты своей глупой матери – не будет ничего этого, он сейчас действительно очень влюблен, влюблен и в меня, и в себя, и в эту ситуацию, а как приедет домой – охолонет, так все и кончится. Я-то хоть отдаю себе в этом отчет, а тебе, Данечка, может быть очень и очень больно.
– Мама, как ты можешь так думать, ведь ты влюблена в него как сумасшедшая! И потом, он такой добрый, веселый, щедрый!
– Ой, Дашка, Дашка, что мне сказать тебе на это?
Да, я влюблена в него, конечно, тут и спорить нечего, но это как… Ну представь себе, ты приехала в незнакомую страну, попробовала какие-то экзотические фрукты, и тебе кажется, что ничего вкуснее ты в жизни не ела.
И вот, пока ты там, в этой стране, ты стараешься наесться этими фруктами до отвала, понимая, что вряд ли еще когда-нибудь их попробуешь. А потом ты уезжаешь и прекраснейшим образом обходишься без этих фруктов.
Только вспоминаешь иногда – да, это было вкусно! Вот так и наша любовь с Маратом здесь, в Израиле. Надо уж наесться друг другом до отвала, а там…
– А там?
– А там нас с тобой отсекут, моя девочка. Это неизбежно.
– Но почему?
– Знаешь эту песенку – «Как-то боязно, что-то лень»? Он старый, Дашенька, он лет сорок прожил с женой, у него налаженная жизнь, а привычка, поверь, может победить любую любовь, особенно в его возрасте.
Это сейчас он на подъеме, а потом одно заболит, другое, и привычная манная каша покажется куда вкуснее любых экзотических плодов.
– Но он говорит, что никогда не любил жену.
– Ну и что? Он прожил с ней сорок лет, да и вообрази, какой поднимется скандал – а его жена, насколько я знаю, дама в высшей степени скандальная, – он может просто не выдержать этого. Ну да бог с ним.
Кстати, Даша, а что с коврами, ты уже раздумала учиться?
Дашка залилась краской:
– Нет, что ты, но просто мне как-то неудобно в этой ситуации.
– В какой?
– Ну, когда ты с папой…
– Глупости какие! У тебя хорошие руки, ты отлично вяжешь, у тебя есть вкус, вполне могла бы освоить это дело. Впрочем, тебе самой решать, но уж как минимум позвонить Вере ты обязана. Она к тому же очень интересный человек, эта Вера. А папа твой тут абсолютно ни при чем. Так же, как и я. Это дело только твое и ее.
– Ой, мама, ты у меня камень с души сняла! Я только очень тебя прошу, давай сейчас ей позвоним!
Сперва ты поговори, а потом уж я…
– Ох, Дарья, взрослая дама, берешься решать судьбы родителей, а позвонить сама не можешь! Да ладно, позвоню, заодно узнаю, как там дела у Коти. Он что-то пропал…
– Мамочка, милая, прости ради бога, он вчера вечером звонил, но вас не было, вы поздно пришли, и я забыла. Ну, мамуля, не сверкай на меня глазами, я признаю свою вину. У него все более или менее нормально.
– Ты же знаешь, как я ненавижу необязательность!
Ну ладно, прощаю!
Я набрала номер Веры. Она почти сразу сняла трубку.
– Кира! А я уж решила, что ты обо мне забыла!
– Верочка, я просто закрутилась. Как там дела в Москве? Меня вчера не было, когда Котя звонил.
– Да там, насколько я понимаю, было больше перепугу. То есть Федор, конечно, пострадал, у него двойной перелом ноги, но жизни ничто не угрожает, вполне могли бы обойтись и без Коти, просто Наденька, видно, очень растерялась.
– Вера, вот тут дочка моя, дуреха, стесняется сама вам звонить, так что передаю ей трубку. А впрочем, знаете что, я, пожалуй, тоже с ней к вам подъеду, можно?