Путешествие по Камчатке в 1908--1909 гг.

   В общем растительность Камчатки, несмотря на мощность развития отдельных ее представителей и общую свежесть июньского пейзажа, производит впечатление многострадальной. То слишком ранние морозы побьют листву и помешают вызреванию семян; то зимой ветер надует такие кучи снега, что та или другая луговина освободится от него только к концу июня или даже к середине июля (это, конечно, в субальпийском поясе); то вулканические извержения засыплют ее на огромное протяжение дресвой, т. е. вулканическим песком, и потом ей приходится пробиваться сквозь толщи его, образуя часто оригинальные формы побегов; то, наконец, ее совсем уничтожают продукты какого-либо сильного извержения. Наконец, и горные потоки, текущие с вулканов, имеют свойство иногда уничтожать растительность на своих берегах, влияя каким-то, к сожалению не выясненным, способом на корни.

   Что касается практического значения растительного покрова Камчатки, то с введением огородничества и скотоводства за ним остается доставка населению строевого и подельного материала (лес) и пищи для домашних животных (луга). В центральном районе для местных потребностей леса много, и притом хорошего; среди лиственниц попадаются и мачтовые бревна. Если же мы станем подсчитывать возможность экспорта, то быстро разочаруемся. Дело в том, что единственное ценное дерево Камчатки -- лиственница -- хорошо растет и достигает полного роста только на речном аллювии, и притом только на сухих, возвышенных частях его. Если определить общую площадь таких лесов, то окажется, что общее количество строевых бревен, которые могут быть доставлены листвяками со всего пространства между Киргаником и Еловкой, настолько невелико, что нельзя рассчитывать покрыть расход по эксплуатации, особенно если принять во внимание тяжелые условия погрузки у устья Камчатки. Дровяного леса и в центре, и по восточному берегу почти везде много, хотя в Петропавловске сажень дров стоит от 6 до 10 руб., так как рубить на продажу некому и перевозочных средств очень мало.

   Луга Камчатки дают прекрасный подножный корм на лето; коровы и лошади быстро отъедаются весной после зимних лишений. Тем не менее скудость почвы, состоящей в значительной степени из богатого кремневой кислотой вулканического песка, сказывается на быстром ухудшении трав в местах постоянного выпаса и даже сенокосов, на что очень жалуются местные жители. Особенно это заметно в тех селениях, где луга невелики, так как стеснены речными руслами или горами (например, в Толбачике).

   Как видно из предыдущего, растительный мир дает человеку уже больше средств к жизни, чем минеральный, но все же недостаточно, чтобы обеспечить его, и Камчатка была бы пустыней, если бы не животный мир, несравненно более щедрый к человеку.

   Для полноты очерка теперь следовало бы остановиться на животных Камчатки. Однако мое знакомство с ними крайне недостаточно, и читателю придется искать соответствующих сведений в трудах зоологического отдела нашей экспедиции.

Глава XXVIII

НАСЕЛЕНИЕ КАМЧАТКИ

   Древнее население Камчатки, настоящие камчадалы в средней полосе ее и курильцы на юге, почти уничтожено. В северной части полуострова и в области Станового хребта есть еще коряки и ламуты, сохранившие свои характерные особенности. Часть коряков оседла и живет в крайней нищете; кочующие и ламуты частью зажиточны, и ламуты считаются хорошими и удачливыми охотниками на соболя. Ни тех ни других я не видел, и мои личные впечатления ограничиваются кругом потомков камчадалов, казаков и русских переселенцев.

   Потомки первобытного камчадальского населения сильно слились теперь с потомками русских переселенцев. Частые кровопролитные схватки при покорении Камчатки землепроходцами-казаками, усмирение многочисленных восстаний, затем эпидемии, а отчасти и водка уменьшили их численность до крайности. Кроме того, влияние русских переселенцев на быт и смешанные браки с последними довершили это, и теперь камчадальский язык уцелел лишь в нескольких деревнях Тигильского района. Во всей долине Камчатки только один 80-летний Феоктистыч в Машуре еще "помнит" (1909 г.) по-камчадальски, но он уже сильно болеет, и не сегодня-завтра наречие восточных камчадалов исчезнет навсегда. Забываются совершенно даже названия рек и гор, заменяясь постоянным повторением одних и тех же Быстрых, Мутных, Ольховых, Тополовых и пр.

   Теперь далеко не всегда скажешь, кого видишь перед собою, камчадала или русского, -- настолько они перемешались и настолько одинаковы их образ жизни, одежда и утварь. Даже там, где жители сами считают себя чистокровными потомками аборигенов края, трудно поймать их характерные черты, так как они мало похожи друг на друга. Поэтому общие им всем как между собою, так и с русскими бытовые черты теперь важнее, чем кое-какие остатки специфических антропологических особенностей.